Марианна Грубер: В Замок

— Здесь-то бумага казенная, — сказала Хозяйка. В ней небось не написано, как он всех тут морочил да за нос водил и как Фриду опозорил.

Несмотря на усталость, после выпитого вина одолевавшую его еще сильнее, К. почувствовал раздражение и возразил:

— Да здесь вообще ничего не написано. В сущности, ничего важного.

Фрида наконец перестала плакать.

— Оставь его, — сказала она Хозяйке, и в ее голосе прозвучала, казалось, не только горечь всех поражений, испытанных ею в жизни, но и безысходность всех поражений и неудач, какие может испытать человек, и даже тех, которые еще ждут впереди; во всяком случае, в голосе Фриды не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего о победах. — Оставь его, — повторила она, — он и в самом деле ничего не понимает. Принеси ему поесть. А я пойду поставлю вещи в комнате по-старому, чтобы там все было таким, каким могло бы сохраниться в его памяти, не потеряй он ее. — Она хотела встать из-за стола, но, должно быть, слишком устала — со вздохом опустившись на место, бессильно опустила голову на плечо Хозяйки.

К. снова взялся за кувшин, но, поймав укоризненный, нет, хуже — враждебный взгляд Хозяйки, с раздражением отставил, так и не налив себе вина.

Делать было нечего, К. дожидался ночи, сидел, мрачно уставившись в одну точку. Что они знают, все эти люди, собравшиеся тут, эти крестьяне, трактирщики, простые люди, живущие так называемой простой жизнью? Все в их — простой, как они считают, — жизни, конечно же, определяется Замком, эти люди живут, не имея своей воли, и, возможно, он был бы рад тоже жить как они, смирился бы, сумел прийти к согласию с жизнью, как эти люди... Что они знают о его воспоминаниях, из-за которых он не спит ночи напролет, потому что ничего не может ни истолковать, ни оправдать...

— Наверное, это правда, — заговорил он вслух. — Меня откуда-то изгнали, и, мне кажется, вместе со мной изгнали всех, кто сейчас находится здесь, в этом трактире. Только никто об этом не догадывается, но в каком-то смысле оно, пожалуй, и к лучшему, что не догадываются. Да, совершенно очевидно, меня изгнали, но нельзя же ставить это мне в вину, я же не знаю, кто меня изгнал и за что, не знаю даже, откуда. Я, как актер, играю свою жизнь, хотя не хочу быть актером, не знаю своей роли и не вижу, что нарисовано на заднике сцены, где происходит спектакль...

— Не надо было позволять ему пить, — вмешался Хозяин. — У него, видать, нет привычки к вину.

Хозяин велел жене отправляться на кухню, а Фриду, не обратив внимания на ее заплаканное лицо, послал наверх устраивать там вместе со служанками комнату для К.

— А может быть, все к лучшему, — сказал Учитель, — в вине ведь как-никак истина. Во хмелю ни один человек не способен притворяться и лицемерить. Сейчас нам кое-что станет понятнее, разберемся, что за человек этот К. Хотя, признаюсь, — сказал Учитель, — сам я тоже моментально пьянею, если пить приходится слишком быстро. Но, похоже, для этого человека, для К., вообще не существует ничего серьезного на свете, об этом можно заключить из того, как настойчиво он приглашал деревенских выпить с ним. Он, этот К., все превращает в игру, у него в голове полнейшая неразбериха. На это обстоятельство стоило еще тогда, раньше, обратить особое внимание, ну а сегодня все стало ясно, когда он сравнил Замок с лабиринтом. Да-да, с самого начала не следовало принимать его всерьез, однако в том, что мы отнеслись к нему серьезно, никакой вины с нашей стороны нет, потому что Замок поощрял такое отношение, подбадривал, и, может быть, намерение Замка как раз состояло в том, чтобы дать примерный урок Деревне, научить людей различать, что заслуживает серьезного отношения к себе, а что нет.

В то время как Учитель произносил свою речь, К. уронил голову на стол. Теперь же, проснувшись из-за внезапно наступившей тишины, он вздрогнул:

— Вокруг башни Замка летают вороны?

— Летают, — ответил Хозяин, одновременно вполглаза следивший за Хозяйкой, которая теперь принялась кормить К., с трудом одолевавшего дремоту. Между делом Хозяйка потирала свое колено.

— Быть нынче снегу, — вздохнула она. — Чувствую. — И снова кормила К. Он, без стеснения, покорно раскрывал рот, когда она подносила ложку, и глотал, когда Хозяйка кивала. Кормила она его каким-то местным блюдом, К. не знал, как оно называется, но вкус напоминал какое-то другое кушанье, которым, кажется, его часто кормили в детстве. И то, что его кормили с ложки, напомнило детство. Некоторые крестьяне тоже ужинали. Услышав слова Хозяйки о том, что скоро пойдет снег, все дружно закивали головами.