Пьер Гийота - Воспитание

Я поднимаю взор к веткам, но больше не вижу гнезд, засыпанных снегом либо сорванных ветром. Столь огромное счастье не приходит надолго, да и святому отцу одиноко в рождественскую ночь, в опустевшей школе. Посвященный в духовный сан, он ближе, чем наш отец, к Господу, кому я прихожусь сыном, от которого Он никогда не отвращает свой взор.

*

«Рике», один из наших ближайших кузенов Б. д’А., молодой офицер кавалерии, погибает 17 ноября 1949 года в Донгхое [234] Донгхой — административный центр провинции
 Куангбинь во Вьетнаме. Во время Индокитайской 
войны между Францией и Вьетминем в 1950-х гг.
 авиабаза в Донгхое использовалась французами 
для нападений на вьетминьскую армию северного 
и центрального Вьетнама, а также на армию Патет
 Лао в центральном и южном Лаосе. (Аннам): его джип подрывается на вьетминьской мине. На следующий день после Рождества мы едем в Сен-Жюльен-Молен-Молетт утешить его мать, нашу тетку Беатрис, плачущую у кресла в большой гостиной, над рекой, уносящей отходы шелкопрядения. Ее хриплый и певучий провансальский голосок, ее вечно изменчивая речь привлекают меня всегда: еще у входной двери я чувствую и почти вижу, как трепещет ее сердце в потемках, откуда доносится ее плач сквозь приглушенный шум воды, внизу под высокими закрытыми окнами.

*

В Жубере, в конце зимы, во время оттепели, поздним утром, двое товарищей, Нексип, высокий брюнет в черной блузе, сын рабочих албанского происхождения из Сент-Этьена, и Дешно, нелюдим с каштановыми волосами, ставят мне подножку: я падаю лбом на тротуар и больше часа лежу без сознания. Я прихожу в себя на кровати в маленьком медпункте, но вижу лишь немного света, от гематомы заплывает весь левый глаз и половина правого, лицо у меня черное, поскольку отец Валлас намазал его притиранием: это произнесенное надо мной слово переносит меня в Древний Египет, оно часто встречается в Ветхом и Новом Завете; слегка повернув больную голову к стене, я смутно вижу рельефную карту, висящую над столом с медикаментами: я узнаю форму, очертания, рельеф Палестины, упирающейся пятой в Египет, Иудею, Самарию, Мертвое море, Иорданию, Тивериадское озеро.

Мой отец получает разрешение приехать и осмотреть меня: родителям запрещено видеться с детьми в любое время, кроме каникул.

Он делает мне антисептический укол? Я не вижу, как он уезжает, — неужели я мертв, раз не могу задержать его?

Кухарка и белошвейка стерегут меня, сменяя друг друга вместе с тремя святыми отцами: ночью дверь медпункта остается открытой, напротив приоткрыта дверь в комнату отца Мюрга.

Я лежу три дня, намазанный притиранием, под марлей и с повязкой на голове: отец Валлас знает, кто сбил меня с ног, и намерен их отчислить, однако хочет услышать имена от меня, но я молчу, ибо как сказать вслух, лежа с завязанными глазами, что не желаешь выдавать товарищей?

Ночью я приподнимаю марлю и повязку, чтобы посмотреть на Палестину, древние персонажи приходят ко мне в полутьме комнаты и моего взгляда, сквозь марлю и притирание: отчаяние и ярость фараона из-за своего младшего сына, Саул и его гнойники, Иов скоблит глиняным черепком свои раны, Христос и кровавый пот с его лба на камне Оливковой горы.

*

Мы совершаем два Больших похода в неделю, Большую прогулку по окрестностям в воскресенье после полудня и малую — после полудня в четверг. Нас сопровождают отцы Мюрг и Саланон. Мы свободно гуляем вокруг святого отца по лугам, перед ним или за ним на дорогах: мы должны подняться на плато Западня, спуститься по склону Монтабонне в Обезьянью долину, вновь подняться на край плато Бредийон, спуститься в его северной части в долину Семены и опять подняться лесом Эха на ферму Сё; малый поход — прогулка по плато без спуска в долины.

Весной во время Большой прогулки мы дольше задерживаемся на берегу разливающейся Семены.

Река шире, глубже, полноводнее, чем наши горные речки: по берегам растут ивы, ольхи, кишащие в апреле птицами, а в мае насекомыми, в этих солнечных водах рыба покрупнее да подлиннее, чем у нас.

Мы, малыши, никогда не переплываем реку, земля по ту сторону еще долго остается для нас неизведанной, но старые ученики в мае-июне купаются и выскакивают на другой, заросший берег.

На небольших, очень отлогих стремнинах, между островками с красными ивовыми побегами, мы строим запруды из камней, взятых из обвалов, где следует остерегаться змей; в цветущих кустах, вокруг которых вьются шмели и стрекозы, прыгают королевские зимородки; за ноги нас задевает форель, освобождаемая и приносимая течением от верхней запруды, что построена и разрушена другими школьниками; крестовики ткут звездообразную паутину между островками от одной ольхи к другой: их тела с лапками — для нас еще и свастика.