Пьер Гийота - Воспитание

Журчание воды в канале Жервонды, протекающем вдоль жилища, сопровождает всю дневную и ночную активность.

*

Наш дед по материнской линии умирает 7 января 1945 года, от сердечного приступа в своей комнате: его хоронят на кладбище Сен-Жан-де-Бурне, рядом с его родителями, нашей бабкой и останками из концлагеря Ораниенбург-Заксенхаузен: в центре кладбища маленькая колонна в память об угнанных из этой коммуны — тогда во Франции почти в каждой деревне есть мемориальные доски, посвященные участникам Сопротивления и узникам.

Дом, где всю войну живет сестра моей матери, чей супруг в ту пору — военнопленный в Германии, оживает теперь лишь на пасхальных каникулах да летом.

Мать все больше рассказывает мне о своем отце, своей трудной юности в Лионе, собственном деде, загадочном булочнике из квартала Круа-Русс, об оплачиваемой им самим учебе, о некоторых его добровольных жертвах: она сообщает, как еще студентом, а затем молодым горным инженером, очень бедным, он отправляет денег Леону Блуа и Полю Фору [206] Фор, Поль (1872–1960) — французский поэт, рефор
матор литературы, представитель символизма. 
В1912 г. по результатам опросов был признан «Прин
цем поэтов». тогдашнему «принцу поэтов», чьи стихи мы все еще учим в школе; она показывает мне благодарственное письмо Поля Фора ее отцу, хранящееся в ампирном секретере нашей гостиной в Бург-Аржантале вместе с романом, который она пишет, но так и не заканчивает в 1920 годы в Коллеже урсулинок в Бурже: хотя мать не читает Пруста, однажды по дороге в Бретань, когда мы останавливаемся в Бурже, она, гуляя перед столь дорогим нам собором и слегка оступаясь на разбитой мостовой, впервые проговаривается мне об этом романе, начальные главы которого еще ребенком набрасывает в суровом здании на соседней улице.

В аржантальской библиотеке матери есть книга Леона Блуа «Бедная женщина», которую я начинаю читать дождливым днем: эти несколько страниц настолько угнетают меня, что я с нетерпением жду, когда же наконец появится радуга с солнцем, чтобы мир вновь засверкал красками; по обе стороны от этой мрачной книги — и другой, еще ужаснее, «Говорит Гитлер» Германа Раушнинга (1939) [207] Раушнинг, Герман (1887–1982) — политический
 деятель национал-социализма, писатель. В 1932 г.
 вступил в НСДАП и стал одним из ближайших 
помощников Гитлера. В 1934 г., разочаровавшись 
в нацизме, Раушнинг вышел из НСДАП и в 1936 г.
 эмигрировал в Швейцарию, а затем переехал в Великобританию. Автор множества работ, в которых 
разоблачал античеловеческую сущность нациз
ма и исследовал его оккультные корни: «Говорит
 Гитлер» (1941). , где я читаю высказывания будущего канцлера о его планах биологической войны, — стоят «Ожидание Бога» и недавно вышедшая «Тяжесть и благодать» Симоны Вейль [208] Вейль, Симона (1909–1943) — французский фило
соф и религиозный мыслитель. Разочаровавшись 
в идеях социализма и коммунизма, Вейль стала 
сторонницей христианства. Во время Второй ми
ровой войны жила в доминиканском монастыре 
в Марселе и участвовала в Сопротивлении, в 1942 г.
бежала в Англию, где примыкала к «Свободной 
Франции» и готовила для нее радиопередачи. 
В знак сочувствия к узникам нацизма ограничи
ла потребление пищи до уровня пайка в гитле
ровских концлагерях, что привело к преждевременной смерти от сердечной недостаточности, 
осложненной туберкулезом. Философские труды:
 «Ожидание Бога» (1942), «Тяжесть и благодать» 
(1940–1942). откуда мать зачитывает мне пару абзацев. В ту пору одна из ее сестер, Клотильда, записывается во Французскую миссию к священникам-рабочим.

Рядом оригинальный экземпляр «Мистерии о милосердии Жанны д’Арк» Шарля Пеги — ровесника нашего деда, откуда я могу теперь читать вместе с матерью не только те отрывки, что она зачитывает мне во время Освобождения:

Прощай, мой Мёз, река девичьих грез…

Я раскрываю «Историю Франции» Жака Бенвиля [209] Бенвиль, Жак (1879–1936) — французский журналист 
и историк: «История Франции» (1924). с экслибрисом нашего дяди Юбера и датой, 1941 год, вверху форзаца: большое рассуждение о разуме, строго по пунктам; едва прочитав, я знаю наизусть целые куски, которые воскрешаю в памяти на природе или в постели, чтобы повторять про себя, вникая в смысл.

У Братьев мы читаем отрывки из «Песни о Роланде» в современном переводе, на страницах о гибели Оливье, об агонии и смерти Роланда я обнаруживаю драматизм страстей Христовых, им также проникнута месса, совершаемая тогда еще на латыни, а в глубине хоров происходит настоящая драма, на которой нас приглашают присутствовать, хотя мы, простые смертные, и не можем в ней участвовать.