Ирина Волчок - Домработница царя Давида

— Кто сказал? — машинально спросила Аня, и тут же пожалела, что спросила. Наверное, сейчас не надо лишний раз напоминать Алине о её голосах и видениях, даже о дружественных.

— Да глюк мой, я же тебе недавно говорила, — смешливо ответила Алина. — Глюк мой непостоянный сказал! И убежал по своим делам, изменщик коварный. Точно — выпишут меня на днях. Ты с Михалычем будешь говорить? Вон он как раз курить вышел.

С Евгением Михайловичем, лечащим врачом Алины, Аня была знакома уже несколько лет. Он-то и производил на неё такое впечатление, будто ждал, когда она закукарекает. И вопросы, которые казались ей странными, именно он задавал. Например, такие: «Чувствуете ли вы духовную связь с больной? Не было ли у вас травмы головы? Не пишете ли вы стихов?» Аня честно ответила, что если бы знала, что такое духовная связь, то, наверное, чувствовала бы, травмы головы не было, поэтому стихов она не пишет, если очень надо — то может вымучить четверостишие на поздравительную открытку, с большим трудом, но абсолютно бездарное. После этого разговора они встречались каждый раз, когда Аня навещала Алину в больнице, и Евгений Михайлович каждый раз смотрел на Аню как-то подозрительно. Так ей казалось. Наверное, она как-нибудь не так отвечала на его странные вопросы. Наверное, Вадик был прав, когда говорил, что со всеми одинаково разговаривать нельзя. Наверное, ей всё же следовало выучить хоть какие-нибудь правила межличностного общения. А то с её безобразно низким уровнем социальной адаптации можно и в психушку загреметь…

Аня вспомнила, что ей больше никогда не придётся выслушивать от Вадика лекций ни о межличностном общении, ни о социальной адаптации, ни о возможности загреметь в психушку, — и очень развеселилась. К тому же, и Алину скоро выпишут — это тоже веселья добавило.

— Добрый день, — со значением сказал Евгений Михайлович, бросил недокуренную сигарету в урну и вежливо выдохнул последнюю затяжку в сторону. Потом уставился на Аню непроницаемыми коричневыми глазами и со значением же спросил: — Н-ну, и как мы сегодня себя чувствуем?

— Мы с Алиной? — уточнила Аня и заглянула в урну: не загорелось ли там чего-нибудь от непотушенной сигареты. — Сегодня мы обе чувствуем себя очень хорошо… Добрый день, Евгений Михайлович. А вы как себя чувствуете сегодня?

— Спасибо, неплохо, — помолчав, ответил Евгений Михайлович и неумело улыбнулся. — Анна, вы всегда задаёте такие вопросы… м-м-м… неожиданные. Вас действительно интересует моё здоровье?

— Да нет, не особенно, — честно призналась Аня, спохватилась и тут же добавила: — То есть я рада, что у вас всё хорошо. Но я и так знала, что вы здоровы, а спросила просто из вежливости. Вы спросили — и я спросила. Это ведь ничего? Знаете, я так и не выучила ни одного правила межличностного общения, так что иногда могу ляпнуть что-то совершенно неуместное. Вы не сердитесь?

— Это невозможно. Вы забавны, как котёнок… — Евгений Михайлович неумело засмеялся и сразу закашлялся — тоже как-то неумело.

Аня зашла ему за спину и принялась хлопать ладонью по этой огромной спине, укоризненно приговаривая:

— Ну, вот, а ещё хвастались, что здоровы! Курить надо бросать. Какой пример вы подаёте своим пациентам? Вон, смотрите, Алина уже тоже курить собралась!.. А почему это я как котёнок? Мне недавно сказали, что я на реликтовый папоротник похожа. Наверное, имели в виду хвощ, просто перепутали.

Евгений Михайлович перестал, наконец, кашлять, оглянулся на Алину, стоявшую метрах в пяти от них, и погрозил ей пальцем. Алина сделала вид, что ничего не заметила, но пачку сигарет сунула в карман халата. Евгений Михайлович повернулся к Ане, перехватил её руку и сипло сказал:

— Какой там хвощ… Вылитый котёнок. Хотя, может быть, тоже реликтовый… Анна, у вас сегодня хорошее настроение, да?

— Да, — подтвердила Аня и высвободила свою руку из его холёных психиатрических пальцев. — Алину пора выписывать. Её только что оставил последний глюк. Бросил на произвол судьбы буквально десять минут назад, изменщик коварный.

— Это вы так шутите? — неуверенно спросил Евгений Михайлович и уставился на Аню своими непроницаемыми глазами. Хотя глаза у него сейчас были уже не такие непроницаемые, какое-то выражение в них появилось. Но какое-то непонятное.

— Это Алина так пошутила, а я просто повторила то, что она сказала, — объяснила Аня. — Я сама не умею шутить, у меня чувства юмора нет… Евгений Михайлович, я давно спросить хотела: почему вы всегда так смотрите? Как будто ждёте, когда я закукарекаю… ну, или ещё что-нибудь такое могу совершить.