Ирина Волчок - Домработница царя Давида

Аня уж тем более на эту тему не думала. Было много тем, на которые стоило думать: уже холодает, пора вдоль чугунной ограды во дворе сажать правильные деревья, она уже договорилась со своими знакомыми из психбольницы, они ей оставят несколько хороших яблонек и груш, и ещё пообещали достать белую акацию, может быть, даже несколько саженцев. Через три-четыре года вокруг дома будет настоящий сад. И маме надо отвезти несколько саженцев, она мечтает о большом вишнёвом саде, но у знакомых хороших сортов нет, так что придётся специально искать. Ещё Людочка Владимировна предложила дорогую работу — набор и правка необъятной рукописи, причём именно рукописи, девятьсот с чем-то страниц, исписанных корявым почерком, с поправками, сносками, объяснениями на полях и прочими архитектурными излишествами. Зато действительно дорого, потому что никто не берётся это набирать, да ещё попутно и корректировать. В городе появился какой-то новый классик. Молодой и талантливый, но презирающий не только компьютер, но даже и пишущую машинку. Лев Толстой писал пером и стал великим. Вот, этому тоже хочется великим стать. Ещё надо было думать об Алине, потому что дом-то её отремонтировали и обустроили по заказу царя Давида, но в этот обустроенный дом тут же стали вселяться её беспризорные гении, а Аня не верила, что они безвредны для здоровья Алины.

А главная тема, о которой надо думать — скорая выписка царя Давида из больницы. Это хорошо, это просто замечательно, они уже меню праздничного обеда обсудили, и с Русланом договорились, что он повезёт их в больницу забирать царя Давида, и привезёт домой, и если что-то будет надо — поможет. Руслан охотно согласился. Он надеялся, что ещё поработает у царя Давида водителем. Что ж, человеку после инфаркта — сразу за руль, что ли? В общем, тема была радостная, они охотно о ней думали, подробно обсуждали… Только не говорили, как потом будет. Царь Давид вернётся домой, живой и здоровый. А бабушка уедет к себе? Аня стеснялась спрашивать об этом у бабушки. Бабушка о своих планах сама не заговаривала. Царь Давид одобрял всё, что они делают, и всё, что собираются делать, и всё, что даже пока ещё и не собираются, но когда-нибудь могут и собраться. Он выздоравливал, радовался, что скоро будет дома, смеялся, кричал «Уволю!», — и ни разу не спросил, останется ли Нино в его доме, когда он туда вернётся. Может быть, он думал, что это само собой разумеется. А может быть, наоборот, считал, что теперь не имеет права настаивать, раз инфаркт перенёс.

Об этом у бабушки спросила дама Маргарита в очередном телефонном разговоре.

— Я пока не знаю, Марго, — уклончиво сказала Бабушка. — Там уж как карта ляжет. Смотря по обстоятельствам.

Потом они ещё о чём-то говорили, Аня не вслушивалась, но вдруг бабушка сказала:

— Василию бы не надо приезжать, а вам с мужем — что ж, наверное, правильно было бы. Единственная родня всё-таки. И Лилька твоя могла бы приехать, я так считаю. Но сначала у Давида надо спросить. Завтра спрошу, тогда и решать будете.

— А что же они сами у царя Давида не спросят? — настороженно поинтересовалась Аня, когда бабушка положила трубку. — Боятся, что ли?

— Боятся, — согласилась бабушка. — Я бы на их месте тоже боялась… Да ладно, разберутся. Я с Давидом поговорю, сейчас уже не опасно.

Конечно, не опасно, если Васька на глаза дяде лезть не будет, — подумала Аня. Если не совсем дурак, так не приедет без приглашения.

Но Васька был совсем дураком, оказывается. Приехал вместе со всей семьёй, и даже прятаться не стал — в тот же день появился на углу возле чугунной ограды, стоял, смотрел, как она несёт из дому обед бомжам. Она опять поздно его заметила, остановилась в нескольких шагах, молча думала, вернуться в дом или пройти мимо, как будто даже и не знает его.

— Привет, — помолчав, сказал Васька, глядя на неё какими-то больными глазами. — Не бойся, я тебя пальцем не трону. Просто так… Увидеть хотел.

— Я вас не боюсь, — ответила Аня почти правдиво. — Просто не могу понять, что вам от меня нужно.

— Мне нужно, чтобы ты меня любила, — очень серьёзно сказал Васька. — Нужно. Вот так. А ты в упор не видишь. Почему?

Ну вот, мы так не договаривались…

— Я даже не знаю, как с вами говорить, — с досадой призналась Аня. — Извините, но это как-то не по-мужски. Вы себя ведёте, как… как избалованная девочка. Мне надо — значит, все обязаны выполнять? И про любовь не надо говорить, я вам всё равно не верю. Вам надо, чтобы любили! А вы сами пробовали любить?