Елена Крюкова - Тибетское Евангелие

Розовый Тюрбан плакал и не утирал слез. Они капали с его сожженного солнцем лица в дорожную пыль.

— Слышу, слышу. Говори!

— Я хочу видеть моего Будду. Хочу говорить с ним. Люди сказали — он умер много веков назад. Для меня он жив. Ибо он есть Свет, и я хочу вернуться в Свет. Знаю Веды. Знаю улыбку Кришны. Знаю волю Шивы. Знаю огонь Заратуштры. Знаю ярость и страсть Матери Зверей. Знаю длань Ягве. Но тот, кто несет любовь и прощенье целому миру, еще не говорил со мной.

— Я знаю, — сказал Розовый Тюрбан, сидя на земле в пыли и не отирая бегущих по лицу слез, — что ты пойдешь один на встречу со Светом. Без меня. Ибо лишним тебе буду я.

Пальцы Иссы задрожали.

— Да. Я не слукавлю перед тобой. Я хочу идти один. Но прошу тебя, дойди со мной до берега Озера. Оно уже близко.

— Хорошо.

Исса подал Розовому Тюрбану руку, тот уцепился за пальцы Господа моего, и Исса поднял его с земли.

Так пошли дальше, мели подолами плащей камни, ветер рвал истрепанные ткани, щеки обжигал ветер снежных нагорий.

Больше ни о чем не просил Розовый Тюрбан Иссу. И Исса ему ничего не обещал.

Дошли до расселины в скалах.

Узкий путь. Лаз. Черный страх.

Дорога обрывалась, и дальше — лишь эта щель в камнях, рассеченная ветром и временем.

— Лезь, господин, — так Розовый Тюрбан сказал, — а я за тобой.

Обернулся. Онемел.

Исса медленно поднялся в воздух. Стал бестелесным, прозрачным. Смеялся. Взлетел и завис. Розовый Тюрбан видел снизу его босые пятки.

Он висел над расселиной, а Розовый Тюрбан отчаянно втиснул тело свое, истощенное в долгом пути, меж каменных ребер.

Лез. Протискивался. Кряхтел. Стонал. Застрял!

Исса висел в небе, рядом со мной, и не видел меня.

— Я сейчас! — кричал Розовый Тюрбан, обдирая локти, запястья, ребра, икры об острые, как ножи, камни. — Я… сейчас… погоди…

Исса перелетел по воздуху каменную гряду. Думаю, он сам не понял, что произошло с ним. Оказавшись на земле, он снова обрел плотность плоти и яркость одежд, его тело опять стало непрозрачным. Он ощупал себя и крикнул в каменную круговерть:

— Эй! Юсуф! Юсу-у-у-уф!

Молчание. Камни сдвинулись. Плотно, навек закрылась расселина.

Земля сжала человека в каменных ладонях.

Так земля напоследок полюбила его: дала ему смерть, ее же он втайне желал.

— Розовы-ы-ы-ый!.. Тюрба-а-а-ан…

Тишина. Озеро тишины. Озеро плача. Из слез человека по утраченному, по ушедшему можно налить в ладони гор прозрачное соленое озеро. Если бы это было единственное место на свете, где человек мог плакать, преклоняя колени перед неизбежным!

Ни крика. Ни всхлипа. Ни вздоха. Смещение гранита. Смещение песка.

Времен смещенье.

Все на свете продается и покупается. Кроме жизни.

Он не успел купить у смерти свою жизнь, купец в розовом тюрбане.

Друг, прошедший с ним великую землю из конца в конец.

Не успел. Не смог.

— Прощай, — прошептал Исса, приложив сложенные ладони к губам, и добавил, как здесь говорят, в горах: — На— мастей!

И эхо ответило ему с каменной гряды: намастей… мастей… эй…

Шагнул к сомкнувшейся расселине. Под ногами высверк.

Наклонился. Поднял с земли перстень.

Яйцевидный камень, серо-лиловый, с кровавыми искрами внутри. Земля выбросила ему в одинокую ладонь память о друге. Розовый Тюрбан успел с ним попрощаться.

Исса склонился и припал губами к камню. Задыхался. Воздуха мало на высоте.

Блаженны нищие духом… ибо их… ибо их…

«Ибо их есть Царствие. А вы… не смогли».

Надел перстень на безымянный палец — так, как носил его Розовый Тюрбан. Низко поклонился внезапной могиле.

И я опять услышал, как он подумал: «Сколько людей спят в земле. Вся земля сложена из усопших. И я усну. Придет и мой черед. Но Свет! Мой Свет! Ты обещанье мое. Ты оправдание всех!».

Пошел вперед. Я летел за ним, над ним.

Я понимал: близок обрыв витой, ветхой нити пути. Вот сейчас! Вот скоро!

А Озера все не видать было, лишь возвышались везде и всюду острые пики и ржавые топоры казнящих камней.

Синева объявилась внезапно. Обрушилась. Выстрелила тысячью синих стрел. Исса от неожиданности даже упал на колени, а от радости — свалился на бок. Налобная повязка свалилась с его головы. Так, подтянув колени к животу, напоминая плод в утробе, лежал и смеялся.

— Дошел! Дошел!

«Ты дошел», — шептал я ему и ветром гладил его встрепанные волосы.

Озеро было прекрасно. Я никогда не видел таких на земле. Мой господин привел меня показать мне Свет; и я осознавал, что это истинное жилище Света. Глубина? Высота? Что такое глубоко? Что такое далеко? Я не знал расстоянья и часа — я видел радость Господа моего: здесь и сейчас.