— Ты мне писал, — встретила его у ворот девушка, которую он с трудом узнал по фото.
— А ты отвечала, — поставив на землю чемодан, обнял он ее. — Знаешь, одинокий, как пугало, держится на палке. А женатый стоит на двух ногах. Где тут ближайший ЗАГС?
Поженившись, поехали к жене, в большой светлый дом, своими скрипами напомнивший Захару Чичину детство. Над дверью он прибил на счастье подкову, а все углы в комнатах, как учила бабка, обрызгал уксусом от бесов, и только после этого на руках внес жену через порог. Скрыв судимость, Захар Чичин устроился охранником в банк, обзавелся вскоре знакомыми, а со своим напарником, ровесником, недавно вернувшимся из армии, сошелся особенно близко.
Жизнь, казалось, налаживалась, оставляя все беды в прошлом. Жена Захару Чичину попалась работящая, с крестьянской хваткой и уверенностью, что раз она вышла замуж, то жизнь удалась. По воскресеньям, нацепив платок, она тащила мужа в храм, где, выстаивая службу, он опять, как в армии, когда их привели на Рождество в церковь, смотрел на темневшие по углам лики святых, задирая голову, видел нарисованного под куполом Бога, среди облаков поднявшего руку в крестном знамении, и думал, что любить ближнего, как самого себя, невозможно, — иначе не выжить. А разве не Бог создал мир, в котором каждая тварь жрет другую? Бога Захар Чичин не любил, но не держал на него обид — его мир таков, каков есть, значит, ему бессмысленно молиться, его бессмысленно проклинать, а надо лишь исполнять его главную заповедь — выжить. В загробное существование Захар Чичин не верил — слишком много он поведал смертей, но жену не осуждал. Вспоминая свое сиротство, он видел в ее вере что-то детское, неизжитое — наивное желание иметь отца, который защитит, когда придет время выключать свет. Жена была крупная, у нее были налитые груди, а рожала она молча, сцепив зубы, не ложась в больницу, так что Захар Чичин вместо акушерки принимал роды на дому.
— Ну, Захар, обложили тебя конкретно, — сказал раз напарник, с которым они выпивали после работы. — Будешь всю жизнь на потомство горбатиться.
— Так природой заложено.
— Бабской, Захар, бабской. А мы-то здесь при чем? Сами ничего не видели, а вон уж и спиногрызы повисли. Нет, это не для меня, я красиво пожить хочу. Главное, денег раздобыть.
— Ясное дело. А как?
— Да хоть бы наш банк грабануть.
— А после — в бега? Меня уже раз ловили.
— Так ты можешь остаться, а меня здесь ничего не держит. — Напарник разлил бутылку. — Я сам все сделаю, мне бы только не мешал, а? А я б тебе потом отстегнул. Ну что, кореш, за успех?
— Рехнулся? Знаешь, сколько я таких архаровцев повидал…
— Ну, тогда за семью!
Они чокнулись и, посидев еще с час, разошлись. К разговору больше не возвращались, но в глубине Захар Чичин видел, что жена сделала из него подкаблучника. С рождением второго ребенка денег стало не хватать, и начались скандалы. Захар Чичин ломал голову, у кого еще занять, с женой его роднила уверенность, что мир прост, как огород, который засыхает без золотого дождя, и вырастают на нем тогда одни сорняки.
— И это все? — угрюмо пересчитывала жена его зарплату. — А чем я буду вас завтра кормить?
— Коровьим дерьмом! — взорвался Захар Чичин и, заткнув уши, выбежал из дома.
Жена с тех пор притихла, только давая грудь новорожденному, что-то бубнила под нос. Одновременно она качала ногой колыбель со старшим ребенком, и у глядевшего на нее Захара Чичина, разрывалась сердце. А однажды в обед она поставила на стол пустые тарелки.
— Накладывайте сами, — обратилась она к мужу на «вы». — Я есть не буду.
— Как хочешь, — зло бросил Захар Чичин.
Он потянулся к стоявшей на плите кастрюле, но та оказалась тяжелой — под крышкой в ней вместо супа лежали камни.
Дождавшись на другой день закрытия банка, Захар Чичин тронул напарника за плечо: «Не уходи, обмозговать надо…»
Обмозговали они на пять лет. Сказавшись больным, Захар Чичин ушел с работы раньше, и непосредственно в ограблении не участвовал, но свою долю взял, к тому же всплыла прежняя судимость.
— Нелепо ты, парень, сел, — выслушал его историю начальник лагеря, которого на днях бросила жена. — Выходит тебя тоже баба сгубила. Слушай, а ты книжки любишь?
Захар Чичин развел руками:
— Читать?
— Ну не писать же, — расхохотался начальник.
Выйдя из кабинета, Захар Чичин перекрестился: на этот раз ему повезло больше — в колонии он занял место библиотекаря. Зэки читали мало, зато любили слушать, и Захар Чичин получил погоняло «Радио», за то, что пересказывал вечерами книги, которые, слюнявя палец, перелистывал днем. «Старуха была дрянью, — пересказывал он роман Достоевского. — А студент мучился с непривычки, ему бы продолжить». Он смотрел поверх голов и вспоминал вислоусого сержанта, учившего, что все дело в навыке, а чем раньше совершено первое убийство, тем лучше. Слушая его рассказы, зэки горячились, спорили, и, глядя на них, он думал, что выдумка может стать правдой, если побуждает к действию. Но при этом все равно останется ложью.
Читать дальше