Владимир Шинкарев - Конец митьков

Поэтика дешевого портвейна и плавленых сырков на фоне кочегарки — кто спорит, было, но так затаскано-распродано, что вряд ли теперь выносимо даже в качестве крутого ретро. Нелепо изображать, как это делает Шинкарев в картине Учителя, будто он и сейчас мантулит в котельной, когда на всех углах продается его книжечка про мить-ков по весьма солидной цене, а картины митьков раскупает Запад. Это так, и это — другое время, требующее другого стиля, и не стоит делать вид, что ничего не случилось [6]. Печальное очарование «Митьков в Европе» заключается в том, что фильм сделан как бы смущенными и растерянными руками. Вот, мол поехали, а чего поехали... Нет желания хорошенько потрясти своими советскими прелестями, чтобы заманить клиента. Пивка попили... на пляже полежали... неудобно.

Девушка стесняется, потому что пала хорошая, честная девушка, не тварь какая-нибудь. <...>

Когда на заднице автобуса, везущего митьков по Европе и расписанного елочками и медведушками в душевном митьковском стиле, я вижу рекламу фирмы «Сигма» — выполненную все с той же задушевностью! — а Шагин за кадром нежно добавляет: «Спонсорушки наши...» — мне за митьков стыдно, и они будто и сами это понимают. <... >

Среди митьков есть талантливые художники, есть отменный комический писатель (Шинкарев), и любой из них мог поехать в Европу как частное лицо — но нельзя было отправлять туда свой имидж. Имидж митьков, как их написал Шинкарев, не предполагал этакой шустрой подвижности. Митек, идущий фотографироваться на заграничный паспорт, — картина, недостойная кисти Айвазовского.

Статья Москвиной, написанная в начале 1991 года, — ясный признак, что вряд ли умные люди будут и дальше нахваливать группу «Митьки».

Да, группа товарищей исполнила замечательное концептуальное произведение — «движение митьков». Произведение было показано в столицах, прокатили по провинции, свозили в Европу. К произведению все отнеслись уважительно, в московской прессе назвали «единственным удавшимся русским проектом». Тут самое время торжественно объявить: «Конец»; занавес опускается, все исполнители выходят на сцену и раскланиваются. Аплодисменты, переходящие в овацию, «движение митьков» занимает достойное место в музее, историки и искусствоведы с нарастающим почтением описывают его. Образ митька навсегда остается светлым и чарующим.

Ведь ничто не вечно (только Rolling Stones вечны).

Так, кажется, должны были сообразить люди с чувством меры, или, наконец, умеющие соблюсти выгоду не сиюминутную, а стратегическую.

Митьки, естественно, и ухом не повели — а может, и правильно? Ну какое у митьков чувство меры, какое, к лешему, стратегическое мышление? Лохи они, тем и хороши.

Кроме того, «Митьки» — не только концептуальный хепенинг и не только группа художников с исторически неизбежными фазами развития. Это домен, люди, которые так и так будут вместе: ну, закончат «Митьков», начнут что-нибудь другое вместе делать. «Близкие люди — ближе не будет...» — справедливо говорил про нашу компанию Митя.

Тем не менее, отвечая на витающую в воздухе статью Москвиной, я в момент апогея, на московской выставке 1990 года, прямо в телекамеру торжественно предложил прямо сейчас объявить о конце движения митьков. Заминка, молчание. Непонимающий взгляд Флоренского; Митя, как ни в чем не бывало, начинает разводить митьковскую разлюли-малину. Эпизод этот не вошел в подробный документальный телефильм о выставке, а жаль. Вопросы ведущих телефильма ясно показывали, что раз уж концептуальное произведение «Митьки» не кончается, оно на излете и вскоре пойдет вниз.

Первотолчок и ликующая фаза подъема давно позади, к моменту апогея кинетической энергии не осталось, но можно по инерции еще пролететь, еще будут важные достижения — мультфильм «Митькимайер», ретроспективная выставка в Русском музее, «Митьки-газета», еще выразят свой восторг умные люди, пропустившие основную часть представления, — но скоро митьки пойдут вниз, в коммерческий ширпотреб, к бедным. К бедным не материально, а духовно; с материальными благами в коммерческом ширпотребе все нормально.

Нет, все же в 1990 году трудно было бы завершить движение митьков. Так же трудно, как перестать писать хорошую картину. Знаешь, что она закончена, что каждый мазок лишний, — а только больно хороша, не оторваться. Вот уже что-то испортил, быстро пытаешься исправить, но никак не вернуть точность предыдущей стадии — ангел отлетел, и все не то получается.