Джала Джада: Сократ и афиняне

— Родители не дали благословения, вот я ночью и заблудился…

— Заблудился ли… Не повезло тебе, а мне вот подфартило: на свадьбе дочери буду, на днях, жених объявился из местных, хороший, должен быть, парень…

Разговор сам собой затих. Настал день расставания. Старик собирался уйти, как только придут за ним. Наконец раздался голос, от которого вздрогнули и Павел и старик:

— Отец, папа, где ты… — дочь плакала.

— Что случилось? Почему не мама пришла? Где она?

— Папа… Я пришла попрощаться с тобой… ухожу я…

Чем дольше шел этот разговор, тем явнее понимал Павел, что этот безумный старик есть отец его невесты — тот самый пропавший колдун, семья которого и живет на болоте. А плачет там, наверху, его невеста — Кристя, которая, потеряв его, собралась умереть.

— Кри-стя! — заорал неожиданно даже для самого себя Павел, — Кристя!

Плач наверху прекратился.

— Кристя, я здесь. Кристя.

Наверху не поняли, решили, что мерещится голос любимого:

— Да, да, любимый, я скоро приду к тебе…

— Да не помер я, не в болоте, а здесь, с твоим отцом сижу в заколдованной избушке.

Наступила тишина, будто и болото стало прислушиваться к разговору.

— Па-а-вел… ты…где? — жалобно переспросила девушка наверху.

— Говорю тебе, здесь, внизу, в избе с отцом твоим.

— Как ты туда попал? — возник резонный вопрос.

— Черт знает, ночью шел к тебе и угодил сюда.

— Черт! — воскликнули одновременно отец и дочь.

Стало понятно все: и наездник на плече, и темная ночь, и запахи серы, и ощущение постоянной сырости. Старик подошел к трюмо, открыл тумбочку под зеркалом, достал оттуда кошку и стал молча отворачивать голову, которая оказалась ввернута в тело болтом. Вместо крови капало моторное масло фирмы «Новоил». Но странным было то, что упавшая вдруг с потолка коза стала облазить, вместе с шерстью облезла и кожа, под которой оказался пластиковый паровоз, который тут же запыхтел и, загудев, исчез в щели на полу.

— Если ты останешься, что будет в дальнейшем, я не знаю. Если ты уйдешь, вы проживете с Кристей не больше года. Выбирай, — старик равнодушно и покорно ждал решения жениха своей дочери.

— Как отсюда выйти, — решение Павла не оставляло сомнений. В тот же миг он превратился в летучую мышь и вылетел в трубу печи, где лежала остывшая и мокрая зола двадцатилетней давности.

Над болотом вслед за убегающими людьми летели две черные тени. Когда спускались, словно по тоннелю между деревьями со Свахи, когда показались крыши домов, вдруг из леса вышли рука об руку Павел со своей невестой, дочерью колдуньи. Никто почему-то не удивился, а родители Павла подозрительно быстро дали согласие.

Свадьбу справили в столице, в ресторане «Лидо» на втором этаже, где низкие бордовые потолки с переплетенными травами и болотными кувшинками. Ели маринованные баклажаны и пили водку. Весь вечер пел неряшливо одетый артист, сидя в углу прямо на динамике. Невидимый вентилятор кидал в зал порциями холодный воздух. Было весело, как на настоящей свадьбе. Гости разошлись быстро, а через год Кристя умерла при родах.

После смерти жены Павел, по словам родных, сошел с ума. Болтался по ночам на болоте за Свахой в поисках какой-то утонувшей там избушки. Беседовал с кошками, в основном черными, просил найти какую-то странную пластмассовую козу, лишь сверху обросшую шерстью, разговаривал сам с собой. «Переживает», — говорили одни. — «Спятил», — другие. Были те, кто утверждал, что видел Павла, возвращающегося с Черной Гати с совой на плече, а сзади него брела коза с черной кошкой на спине. Кошка мурлыкала романс «Закатилась под горку клубком», а коза на ходу аккомпанировала на кубызе. Особенно беспокойно проходили ночи в полнолуние, Павел бегал по улице и пытался ухватиться за лунный луч. Подолгу сидел он у родника и зачем-то время от времени совал голову под стекающую родниковую воду. Смешил людей, пытаясь нырнуть туда, где воды-то, как говорят, воробью по колено. Вся речушка-то Желудок длиной в 2 километра, пока не впадает в пруд, напоминающий сверху осьминога, где воды Желудка сливаются с водами еще двух таких же притоков.

Так прошел еще год. Родители стали намекать Павлу, что пора бы ему новую семью заводить, чтобы было в доме кому работать. Обращались к врачам и местным экстрасенсам, которые делали ему капельницу, растирали спиртом, заговаривали — одинаково ничего не помогло. Где-то жил дальний родственник, который был священником, в последний раз решили обратиться за помощью к нему, чтобы еще и деньги сэкономить. Поглядев на Павла, дядя-священник изрек: