Евгений Чижов - Перевод с подстрочника

Мать Касымова, всякий раз возникавшую рядом с сыном, если тот попадал в очередную передрягу, Олег помнил хорошо. Когда он приходил к Тимуру в гости, она обычно появлялась из дальних комнат большой квартиры в колеблющем полумрак коридора развевающемся шёлковом халате, внося с собой облако сложных приторных запахов. Тонкая рука в браслетах и кольцах указывала Олегу на вешалку, другая приглашала на кухню, где на столе возникали друг за другом чашки, блюдца и вазочки с вареньями, орешками, рассыпчатой халвой, туманным лукумом. Олегу она напоминала одновременно сказочную Шахразаду и торговку зеленью с ближнего рынка. Сходство с последней возникало из её всегдашней готовности ринуться в бой за сына, на Шахразаду же она походила всем остальным, в частности, настойчивостью, с которой расспрашивала Олега – словно собирала материал для своих ночных историй. Несколько раз в её отсутствие Олег был тайно допущен Тимуром в её комнату. Там поблёскивал висевший за дверью стеклярус, журчал небольшой фонтанчик, на полках стояли различной формы кувшины, свечи и блюда, множество фарфоровых статуэток, даже целый фарфоровый слон нёс на спине вазу с фруктами, но самым поразительным была громадная, едва не полкомнаты занимавшая кровать под настоящим, ниспадающим с потолка балдахином. Всё, что потом Олег слышал от Тимура о Коштырбастане, так или иначе соотносилось для него с этой комнатой, постепенно разраставшейся в воображении до целой республики, полной плещущих в тени фонтанов, прохладных фруктов и таинственных женщин, скрытых в полумраке спален за колышущейся кисеёй занавесок. Когда, после распада Союза, оттуда стали приходить известия, никак не вписывавшиеся в этот образ, Коштырбастан был уже слишком далеко, чтобы придавать происходившему там значение, здесь хватало своих проблем, и никакие мрачные рассказы о гражданской войне, голоде и холоде не смогли до конца стереть из памяти Олега эту комнату. Принимая предложение Тимура заняться переводом стихов президента Гулимова, пожить, сколько ему захочется, в Коштырбастане и самому убедиться, что там не так страшно, как утверждает враждебная пропаганда, Олег надеялся в глубине души наткнуться где-нибудь в не тронутом войной и разрухой переулке на похожую уцелевшую комнату, где по-прежнему, как двадцать с лишним лет назад в его детстве, журчит фонтан и колышется, поджидая его, кисейная занавеска балдахина.

Соляное озеро осталось позади и, помаячив на горизонте, исчезло из вида.

– Я вас вообще-то хотел кое о чём попросить, – сказал Алишер. – Для вас пустяк, а для меня важно. Ночью будем проезжать границу. Не могли бы вы положить мою книгу к себе? У вас, как иностранца, она будет в безопасности. Вас, скорее всего, даже обыскивать не станут, а со своими они не церемонятся.

– А что за книга? Запрещённая?

– Официально запрещённых книг у нас нет. Обычное богословское исследование, ничего особенного. Трактат о свойствах джиннов. Но повышенный интерес к религиозным вопросам у нас сразу вызывает подозрение в экстремизме. Книгу могут запросто отнять, а меня внесут в чёрные списки.

Тут было что-то не так: джинны в представлении Печигина были персонажами читанных в детстве сказок, и их связь с политикой, возможность за книгу о них оказаться в чёрном списке казалась неправдоподобной.

– Вас так интересуют джинны, что вы даже готовы рисковать попаданием в списки? – спросил Олег, ища повод для отказа.

– Верящий во Всевышнего не может не интересоваться его врагом и подчинённым ему воинством.

Стоявший спиной к окну Алишер повернулся лицом к Олегу, придавая этим значимости своим словам.

– Кстати, автор, профессор, между прочим, Иллинойсского университета, утверждает, что джинны, хотя и обладают природой огня, могут вселяться в людей, почти не меняя их облика. Я бы на вашем месте присмотрелся к вашему другу Касымову. В его случае это бы многое объяснило.

– Шутите?

Ещё прежде чем Алишер ответил, Печигин понял напрасность вопроса. Его собеседник меньше всего был склонен к юмору. Пунцовое вечернее солнце било ему в глаза, но он не морщился, глядя на Олега в упор неподвижным взглядом расширенных на свету зрачков. Его тяжёлое лицо в бисерном блеске пота выглядело вдвойне застывшим оттого, что мимо него за окном поезда текли и текли пески.

– И не думал.

Если в начале разговора Алишер представлялся Олегу обычным диссидентом, вроде тех, чьи статьи о Коштырбастане ему попадались, то теперь он казался скорее человеком с мировосприятием, более близким героям сказок Шахразады, чем нашему времени, – таким же непостижимым, раскалённым, порождающим миражи и теряющимся в бесконечности, как пустыня за окном.