Йоханнес Зиммель - Любовь — всего лишь слово

В обед шеф объявляет, что мы не получим еды, пока не прекратим бастовать.

— Прямо как в Неаполе, — говорит Джузеппе. У многих ребят еще осталась еда, привезенная родителями. Мы скидываемся из карманных денег, и несколько человек бегут в городок и покупают хлеб, овощи, молоко и консервы сразу на несколько дней. В виллах имеются электрические плитки и кипятильники.

Тарелку, полную еды, мы приносим и господину Хертериху, но тот отказывается и говорит слабым голосом:

— Я предупреждаю вас в последний раз.

Но его никто не слушает.

К вечеру появляются английские журналисты из Бонна. Они останавливаются в «А». Потом просят нас рассказать все с самого начала и фотографируют с блицами. Это очень приятные ребята. Они принесли нам несколько блоков сигарет.

Ханзи сидит на своей кровати и курит одну цыгарку за другой.

— Такая забастовка — отличная штука, — говорит он. — Надо бы устраивать почаще!

— Да, — говорит Джузеппе, — но не детям, а взрослым!

Уже в первый день нашей забастовки шеф переговорил по телефону с отцом и матерью Зюдхауса. О содержании разговора нам известно лишь, что группа родителей, организованная генеральным прокурором, продолжает настаивать на увольнении доктора Фрая. Тот же до разрешения конфликта отправлен в отпуск и уехал во Франкфурт, где живет в маленькой гостинице.

На второй день забастовки к нам приехал чиновник из отдела народного просвещения Франкфурта (англичане сфотографировали и его) и объявил нам, что школа закрывается, а мы все предстанем перед судом по делам несовершеннолетних, если не прекратим забастовку. Никто из нас не стал разговаривать с ним.

После обеда шеф объявил по трансляции, что распоряжение отдела народного просвещения Франкфурта отменено указом министра культуры. Он опять призвал нас прийти на занятия.

— Сейчас главное — не терять нервы! — говорит Джузеппе.

На третий день забастовки (ежедневно я говорю с Вереной по телефону, но не могу поехать во Франкфурт, потому что неизвестно, что произойдет здесь в следующие полчаса) в интернате появляется «мерседес-300» с шофером и забирает Фридриха Зюдхауса. Он, по-видимому, ждал этого, потому что заранее упаковал вещи. Сев в автомобиль, он исчезает.

В тот же день Томас получает от своего отца телеграмму, в которой тот требует от него немедленно прекратить участие в забастовке. В ответ на это Томас идет на телеграф и посылает в адрес своего отца в штаб-квартире НАТО такую телеграмму:

«Не подумаю прекращать бастовать + каждая попытка забрать меня отсюда приведет лишь к тому, что я убегу и меня будет разыскивать полиция + всего хорошего + Томас»

На эту телеграмму он не получает ответа.

Поскольку нет ответа и от отца Зюдхауса и его единомышленников, Ной говорит:

— Скажи своим обоим журналистам, Томас, что они могут начинать!

На пятый день нашей забастовки три крупные лондонские газеты публикуют на своих первых страницах фотоснимки и корреспонденции о событиях в нашем интернате. День спустя эти корреспонденции появляются в немецких газетах — правда, отнюдь не на первых страницах.

Теперь начинается нашествие репортеров. Жандармы, учителя и воспитатели пытаются их задержать, но мы через лес бегаем встречаться с корреспондентами и рассказываем им все, о чем они нас спрашивают. После этого на шестой день забастовки появляются новые газетные статьи. Вечером этого же дня шеф снова обращается к нам по трансляции:

— Я должен сообщить вам следующее. Фридрих Зюдхаус и еще тринадцать учеников покинули наш интернат. Все родители, требовавшие увольнения доктора Фрая, согласились, чтобы он остался и преподавал историю так же, как и прежде. Завтра в восемь я ожидаю вас всех до единого на занятиях. Ваша забастовка окончена.

В ответ на это в доме маленьких мальчиков раздаются дикие вопли восторга. В своих пестрых халатиках и пижамках мальчики пляшут и прыгают, боксируют и танцуют друг с другом.

И снова раздается голос шефа. Сначала он долго откашливается, пока его голос не освобождается от хрипоты, и я замечаю, что ему страшно трудно сохранить серьезный тон:

— Конечно, я решительно осуждаю поведение всех, кто участвовал в забастовке. Будет назначено дисциплинарное расследование. А пока я желаю вам спокойной ночи.

— Спокойной ночи! — хором орут дети.

На следующее утро у нас на первом уроке история. В класс, хромая, входит сухопарый доктор Фрай.

— Садитесь.