Мария Панкевич - ЖЫвотные в моей Ж

Взяли их глупо. Хоть Тетка и просила любимого держать все в секрете, Видимо, друг не смог удержать в себе эту тайну — в тот же вечер, выпив, он похвастался какому-то собутыльнику, как ловко они с Наташкой разделались с «мразью». На следующий же день их арестовали.

Здесь стоит отдать должное смекалке оперативников. Определив, что парочка в запое, добрые милиционеры поехали с ними в магазин, купили им водки и начали пить с ними в «козелке». Наташка с другом наперебой рассказывали подробности преступления, они вместе смеялись, а оперативники им даже сочувствовали (вот влипли-то ребята!). И все им было интересно, даже просили показать: как душили-то? И куклу приперли в отдел, не поленились. И фотографировали Наташку на память с куклой… И вроде бы даже какие-то бумаги они подписали добрым операм, перед тем как отрубиться.

Протрезвев, Наташка пришла в ужас. Она изменила первоначальные показания и брала вину на себя, потому что у ее друга уже было 15 лет «отсижено». На всех допросах Тетка говорила, что сама убила подругу, пока ее любимый ходил за сигаретами. Женщина твердо решила спасти любимого. На суде они поменялись нательными крестиками. Наташка гордилась своим решением.

Но и следователь не дремал. Как-то он пришел к ней в тюрьму, протянул чистый лист и попросил расписаться… Наташка была изумлена такой наглостью и отказалась. Тогда следак заявил, что рана была получена ею уже после драки с покойной подругой. Наташка выпучила глаза.

— Так меня же арестовали почти сразу, — говорит. — Что ж меня, мусорилы ваши в отделе порезали?

Следователь плюнул и ушел.

Свою потерпевшую Наташка проклинала каждый день и часами доказывала, что освободила землю от еще одной «мрази». Ложась спать, она приговаривала: «А эта сука сейчас в земле сырой… Воскресни она сейчас, у!!! Я бы ее еще раз удавила! Той же простынкой! А потом еще раз!»

Бесконечные одинаковые дни сливались в месяцы, месяцы в годы. Тетка наглела с каждым днем. Обстановка в камере менялась. Смотрящую, которая издевалась над ней, забрали в хозотряд, и теперь Наташка сама унижала заключенных. Оказалось, что она люто ненавидит тех сокамерниц, от кого не отказались родные, всех, кому приносят передачи. Целыми днями Тетка резалась в «дурака» самодельными картами с подружкой и мрачно язвила. Ее перестала радовать даже передача «Такси».

В уголовном деле Наташки появлялись все новые подробности. Например, соседки «мрази» по коммуналке утверждали, что видели погибшую несколько раз на кухне уже после совершения преступления, и она была жива-здорова. Вот чудеса-то!

Мать же погибшей на одном из судебных заседаний выразила благодарность Наташке, что та ее избавила от пьяницы-дочки. Это очень разозлило прокурора.

Несмотря на всю эту неразбериху, Наташку осудили на десять лет, а ее подельника — на двенадцать. Любимый после приговора критически оглядел Тетку и заметил: «Ну, хоть не побухаешь лет десять. Может, протянешь».

Мы с братом были еще маленькими. В воскресенье наше семейство отправилось в гости к знакомому отца Алику. Это было настоящее событие, потому что нечасто мы выбирались куда-нибудь вместе. Или не так часто, как мне бы хотелось?

Мама надушилась и накрасила губы. Отец без разговоров заплатил за всех в трамвае. Мы с Колей вели себя тихо.

Жилище Алика потрясло нас — огромная квартира с высокими потолками и уютной кухней. Некоторые предметы быта я увидела впервые в жизни, и родителям было стыдно за мой восторг. Жена Алика дала нам еды, мы пошли играть в комнату, а взрослые сели пить коньяк.

Одна из любимых игр у нас в детстве называлась «шмон». Заняться было нечем, так что мы обыскали комнату, в которой нам велели играть. Там была куча удивительных вещей! Например, мы никогда раньше не видели быстрорастворимых супов в пакетиках.

Я решила захватить их домой — мама ведь вечно кричала, что «нам жрать нечего». Я прочитала инструкцию — эти супчики были идеальными. Их не надо было долго готовить, потому что «мать на работе устала». Они были компактными, и спиздить их можно было легко.

Чтобы не опозориться самой в случае провала, супчики я запихала в Колины карманы. Мы прорепетировали, как он непринужденно выходит из комнаты и одевается — он мог поднять руки и сам надеть куртку. Все должно было получиться, и мы смеялись в предвкушении радости на лицах наших родителей.

Наконец они позвали нас. Мы вышли в коридор и стали одеваться. И тут Коля все испортил — нагнулся завязать ботинки. Я кинулась к нему и закрыла его собой, приговаривая: «Я помогу тебе, братик! Мам, что-то у Коли живот болит, я завяжу ему шнурки!» Но Алик уже что-то заподозрил.