Алексей Ильин - Время воздаяния

«… жена моя…» — тоже плакал я во сне.

Наутро выпал снег. Я проснулся довольно поздно, лениво скосил глаза в окно и подумал, что снег выпал даже раньше, чем я ожидал; возможно, впрочем, это было уже утро другого дня: спустя неделю, или год, или сто лет — поручиться я бы не смог.

Проснувшись, я сразу снова вернулся мыслями к притче о праведнике и подумал, что, несмотря на очевидную мораль, из нее вытекающую, это, наверно, самый верный, а лучше сказать — единственный — способ избежать страданий и зла в земной жизни: не делать вообще ничего, то есть, ничего совершенно. Таким же образом, вероятно, можно достичь и бессмертия — совсем перестав что — либо значить для мира и владычествующих в нем сил: «Хотя как раз мне — то и стараться не нужно было» — горько подумалось мне. Но так или иначе, я стал просто лежать, стараясь даже не шевелиться.

Первое время я все же вставал иногда, чтобы приготовить себе пищу, съесть ее, а потом посетить туалет. Но я быстро понял, что таким образом я все же произвожу какие — то действия, а я именно желал прекратить их совсем — и так я совершил их в своей жизни достаточно, и, похоже, ни мне, ни жизни пользы от этого не было. Я решил перестать делать и это, последнее, и думал, что это будет очень трудно, и это оказалось трудно, но совсем не так, как я думал — да и то, лишь поначалу. Постепенно я привык и больше уже не делал, действительно, ничего. День сменялся ночью, а ночь — днем; я все лежал, закрыв глаза, и вспоминал прошедшую жизнь. Вокруг меня ровно ничего не происходило, и ничто не мешало мне предаваться этим своим воспоминаниям. Иногда перед моим, замкнутым веками взором проплывали огненные кольца, меняя свою форму и цвет, истаивая в темноте, и это означало, что я засыпаю — я засыпал, и тогда воспоминания мои приобретали характер снов; тогда сверху, откуда — то сверху начинало спускаться ослепительно белое сияние, будто само солнце нисходило в мой прикрытый веками внутренний мир, и цветные кольца, напротив, наплывали откуда — то из глубины, расширяясь и сливаясь с этим белым сиянием: я просыпался, сны плавно перетекали в размышления; мне постепенно стало это напоминать мое долгое существование в самом начале, будто бы гигантской каменной куколкой, из которой никогда не вылупиться бабочке, просто потому, что бабочки такого исполинского размера никому не нужны. Однако мало — помалу я стал все чаще задаваться вопросом: а было ли в действительности все это — что мне вспоминалось? Может быть, все это — просто сны или бред уставшего от жизни и свихнувшегося старика? Который родился, как и указано в его паспорте — в 1910 году, поступил в гимназию, но почти сразу же был вынужден ее бросить, поскольку революционные власти упразднили прежнюю систему образования и ввели новую, обновленную, взаимное обучение и все такое. Затем его, как и всех, призвали в армию, но признав негодным из — за плоскостопия и подозрительной манеры задумываться и отвечать на вопросы невпопад, отправили проникаться новым мышлением на еще какой — то рабфак, который он, сам не заметив, окончил и затем поступил в университет на историко — филологический факультет; закончив его, работал учителем до самой войны, пошел на фронт, получил контузию, снова был комиссован, голодал и холодал до конца войны в своем родном городе, снова работал учителем, затем за тот же нелепый образ мыслей был тихонько с преподавательской работы убран, некоторое время слонялся, не зная, чем заняться и как заработать на жизнь, устроился наконец в это свое общество «Знание», теперь ушел на пенсию, свихнулся от одиночества окончательно… И вот — просто, исключительно по своей воле и решению, без малейшего принуждения с чьей — либо стороны — лежит в своей одинокой квартире, ни о чем уже не беспокоясь и стараясь не беспокоить никого другого? И мало — помалу мне стало казаться, что всё это — если взглянуть на вещи здраво — именно так и есть.

Так я еще жил, если это можно назвать жизнью, довольно долго; мне было скучновато, однако у меня были мои размышления, и я во всяком случае был уверен, что теперь ни я, ни окружающий меня мир не имеем друг на друга никакого влияния, никак не можем навредить друг другу, принести страдания; что мы существуем совершенно независимо. И точно — никому не было до меня дела и ничто меня не тревожило: то есть время от времени я слышал звонки в дверь, но это происходило не чаще чем (как я оценивал) раз в месяц, мне тоже не было до них никакого дела, а постепенно я даже и перестал их слышать.