Павел Санаев - Хроники Раздолбая

Газетная статья называлась «Зонтик над костром». В ней рассказывалось о конкурсе живописи, организованном для молодых художников какими-то галеристами и меценатами. На первом этапе все желающие должны были прислать фотографии своих работ для участия в квалификации. Лучшие работы отбирались для большой выставки в Центральном доме художника, и там, голосованием посетителей и специального жюри, выбиралась картина-победитель, автор которой получал награду в пять тысяч долларов и возможность выставиться на крупном международном аукционе. Пять тысяч долларов показались Раздолбаю фантастической суммой. Сначала он размечтался, что с такими деньгами устроит множество сюрпризов и покорит любого «коня», а потом впал в мелодраматическое настроение и представил, как, поняв значимость простой человеческой доброты, оценит и полюбит Белочку. Нервно хохотнув, он тут же подумал, что такой клюквы не позволяют себе даже в плохих голливудских фильмах, и пусть Белочку любят парни из «Лауднесс», а у него эпохальный спор. Он победит в конкурсе, завоюет сердце красавицы и выиграет пари, раз и навсегда доказав Мартину, что чего-то стоит. Золотую табличку Мартин, ясное дело, зажмет, но это будет повод подшучивать над ним и намекать, что он вовсе не такой крутой. Ну а Белочке в благодарность можно будет сделать хороший подарок — блок кассет, например.

Когда Раздолбая внезапно охватывала увлеченность, он на некоторое время забывал обо всем. Образ джипа, запряженного тройкой, еще вчера показался ему отличной идеей для картины, и, схватив приготовленные для Арбата карандаши, он незамедлительно принялся набрасывать эскиз. Тверская улица, Кремль, взмыленные лошади — композиция ярко проецировалась на экран воображения, и он рассчитывал с легкостью перенести ее на бумагу. Через несколько часов работы им овладело отчаяние. Он считал себя хорошим художником, рисуя портреты и малофигурные композиции, но картина, на которую он замахивался теперь, превышала его возможности. Она требовала точно выверенного искажения пропорций и перспективы — умения, которое их преподаватель по мастерству называл «рисованием глаз на фоне гор». Должен был получиться сюрреалистический образ, в котором и кони, и джип, и Кремль на заднем плане сжимались бы в одну дышащую энергией плоскость, и этот образ, так отчетливо вспыхивающий в сознании, коверкался до неузнаваемости при попытке воспроизвести его, как красивая мелодия в исполнении певца без слуха.

Испортив несколько листов бумаги и затупив карандаши, Раздолбай попробовал набросать эскизы лошадиных морд, и здесь его поджидало еще большее разочарование — у него не получалось наделить коней эмоциями. Он хотел, чтобы коренник тройки был взбешенным лидером, рванувшим всех за собой, но из-под карандаша выходила просто лошадь с недовольным оскалом — никакого бешенства, никакого лидерства.

«Даже эскиз не выходит! — отчаивался он. — Как же написать такую картину? Шерсть на боках, блики в глазах… и все мазками, фактурами… У меня не получится!»

Он внимательно перечитал статью, надеясь отыскать какую-нибудь упущенную подробность, которая облегчила бы задачу. Узнать, например, что на конкурс принимаются небольшие карандашные портреты. Но нет — «станковая живопись, холст, масло, предпочтение масштабным работам…» А это что? Заявки на первый тур принимаются до 1 мая 1992? Срок подачи кончился!

У Раздолбая отлегло с души. Если бы конкурс был в скором времени, он бы мучился, сознавая, что недостаток умения лишает его судьбоносного шанса, и отсрочка в год обрадовала его так, словно он уже выиграл. Никуда не торопясь, он нарисует эту картину к следующему маю, а пока будет спокойно работать на Арбате. И мама не будет считать его «осевшим на дно», если он скажет ей, что в свободное время рисует картину для конкурса, где можно выиграть пять тысяч долларов. Такие деньги даже Володя не заработает!

Тщетная возня с эскизами отбила охоту рисовать, и на Арбат Раздолбай не поехал и на следующий день тоже. Вместо этого он записал Белочке две кассеты из десяти и, как кот вокруг сметаны, ходил вдоль да около салфетки с телефоном блондинки, думая, позвонить ей сейчас или позже, когда Белочка расплатится. Подумав, что глоточек «своей жизни» его взбодрит, он решил не откладывать и, затаив дыхание, набрал номер.

«Черт, я ведь не сказал, как меня зовут, и у нее не спросил!» — спохватился он в последний момент, но трубку на другом конце провода уже сняли.