«…Власть на всех уровнях потеряла доверие населения. Политиканство вытеснило из общественной жизни заботу о судьбе Отечества и гражданина. Насаждается злобное глумление над всеми институтами государства… — доносился из приемника голос диктора, пытавшегося походить на знаменитого Левитана. — Воспользовавшись предоставленными свободами, попирая только что появившиеся ростки демократии, возникли экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза…»
Услышав чеканный голос, вещавший про злобное глумление и попранные ростки, Раздолбай понял, что его первые догадки верны и «родители» действительно вмешались, чтобы вернуть всех в эпоху, когда за включение рок-музыки на дискотеке вызывали на комсомольское собрание. Он с тоской представил, как в институте появится своя Лена Островская, которая будет сверлить окружающих алмазным взглядом и требовать: «Не смейте слушать „Дип Перпл“! Это злобное глумление над культурой нашего Отечества! Вы попираете ростки служения общему делу!»
Словно создавая легионы таких Лен колдовским заклинанием, диктор продолжал чеканить:
«…циничная спекуляция на национальных чувствах — лишь ширма для удовлетворения амбиций. Ни сегодняшние беды своих народов, ни их завтрашний день не беспокоят политических авантюристов».
— Пошли они на хер, лови «Эхо», — сказал один из мужчин.
Хозяин радиоприемника завертел ручку настройки, и приемник, побулькав, настроился на другой голос, говоривший не по-дикторски, а словно обычный человек в телефонную трубку — торопливо и сбивчиво:
«…сейчас колонны демонстрантов прибыли на Манежную площадь, их никто не разгонял. На данный момент известно, что войска занимают отведенные им позиции в центре Москвы. У Белого дома располагается бронетехника батальона Тульской дивизии ВДВ, и в то же время там собрались несколько тысяч человек, к ним вышел Борис Ельцин. Он зачитал с танка „Обращение к гражданам России“, в котором назвал действия комитета по чрезвычайному положению „реакционным, антиконституционным переворотом“…»
— Ни фига себе! Борзый чувак этот Ельцин! Кто он такой вообще? — удивился Раздолбай, пожалев, что не следил за новостями и впервые слышит фамилию храбреца, посмевшего забраться на танк и зачитывать с него какие-то обращения. Наблюдать за событиями, не зная, кто есть кто, было все равно, что следить за шахматной партией, не понимая правил игры, и Раздолбай поспешил обратно домой, чтобы позвонить маме и обо всем ее расспросить.
— Какое обращение зачитал Ельцин, откуда ты знаешь? — всполошилась мама.
— Люди радио на улице слушали.
— Я же запретила тебе выходить!
— Они около подъезда стояли, я просто из окна высунулся. По какому-то «Эху» сказали, что демонстранты к Белому дому пришли.
— Ну, разгонят всех к черту, не понимаешь, что ли? Не вздумай никуда ходить, если саперной лопаткой по башке получить не хочешь.
— Ладно. Так Ельцин — это кто все-таки?
— Президент России. Как можно таким Митрофанушкой жить?
— Каким «Митрофанушкой»?
— Все, не могу больше говорить с идиотом! Сиди дома, не смей носа высовывать!
Мама была на нервах, и на идиота Раздолбай не обиделся.
Тем более, узнав, что Ельцин — президент России, он и в самом деле почувствовал себя идиотом. Что значит президент?
А кто тогда Горбачев? А если Ельцин — президент, то почему войска подчиняются не ему, а какому-то непонятному комитету?
«Посмотрю вечером новости, — решил Раздолбай. — Не может быть, чтобы „Время“ тоже заменили балетом».
До вечера он сидел дома тихо, как мышь, и даже не включал музыку, прислушиваясь к уличному шуму — не слышно ли выстрелов. Выстрелов не было. Только город шумел более напряженно, и в его тревожном гуле Раздолбаю чудился рык танковых моторов и злой гусеничный лязг.
Новостной выпуск начался предсказуемо. Диктор с каменным лицом зачитал «Обращение к советскому народу», которое Раздолбай частично слышал по радио, и полный текст этого обращения подтверждал — «строгие родители» вернулись, озорству Перестройки пришел конец и все хорошее, что появилось в жизни за последние годы, теперь отнимут, объяснив, что в светлом социализме таким пагубным явлениям не место. Раздолбай понимал, что не станет живого «Взгляда» и рок-концертов, исчезнет «СПИД-Инфо» из киосков и зарубежные исполнители из «Утренней почты». Этого было жалко, но с такой потерей можно было смириться. Как говорил приятель дяди Володи, вдребезги разбивший «Жигули» в день покупки: «Не жили красиво, нечего и привыкать». Противно было другое: возвращение старой жизни подразумевало воцарение прежней картины мира, в центре которой звездилось и колосилось «самое прогрессивное общество», а чтить эту рассыпавшуюся мозаику было уже невозможно. Если, подписывая заявление в комсомол, Раздолбай все-таки одергивал свое неверие и допускал, что может чего-то не понимать, то сейчас он не мог представить, как будет слушать без глумливой ухмылки что-нибудь вроде: «Завоевания Великого Октября проложили всему народу путь к светлому будущему». И ладно бы только слушать! Придется ведь когда-нибудь и повторять.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу