Гюнтер де Бройн - Бранденбургские изыскания

— Мне кажется, фрау Эггенфельз хочет предостеречь тебя, что бы ты завтра не сказал больше того, что написано в книге Менцеля.

Как ни удивительно, фрау Эггенфельз не обиделась. Она скорее с благодарностью улыбнулась Эльке и сказала:

— Не предостеречь я хочу, а посоветовать.

Пётч захотел тоже, наконец, высказаться, но пока это ему не удалось, так как сначала пришлось послушать, что он не первый, кому она дает добрые советы. Уже не один молодой человек, сперва горевший желанием прошибить стену лбом, потом приходил благодарить ее за осмотрительность и предусмотрительность и за терпение. Один из них даже придумал прозвище, под каким она известна в институте, да и за его пределами, — в прозвище, конечно, содержится преувеличение, она от души смеялась, когда впервые услышала его, но оно продиктовано добрыми чувствами, ничего не скажешь. Ее называют Доброй звездой института.

— Пять минут осталось, — сказала бабуля, имея в виду начало передачи.

— Вы приехали по поручению профессора? — спросил Пётч, как только получил возможность.

Оказалось, глаза фрау Эггенфельз умеют излучать и достоинство.

— Кто может отличить, дорогой коллега Пётч, поручение от побуждения, когда долг и внутренняя склонность совпадают?

Она помолчала для вящего эффекта, но Элька разрушила художественную паузу:

— Я считаю, надо говорить только то, что думаешь.

— Речь идет о будущем вашего мужа! — умоляюще произнесла фрау Эггенфельз.

— Ну уж! — сказала Элька, разливая остатки кофе, и не стала объяснять, что означает ее пренебрежительный жест. — А ты что скажешь? — обратилась она к мужу, но ответа не получила. Потому что Пётч и не слушал больше. Он задумчиво уставился в пустоту, затем вдруг встал, пробормотал что-то о работе и проверке по справочникам и ушел.

Бабуля включила телевизор. Элька взялась за посуду. Фрау Эггенфельз помогала ей. В кухне она спросила, действительно ли статья появится в Гамбурге. После ответа Эльки лицо ее исказила боль. Что бы сказал муж Эльки, спросила она, если бы приготовленную для него еду жена отдала враждебно настроенным соседям, но пропустила мимо ушей ответ Эльки, что со всеми соседями она в хороших отношениях, и со словами: она очень рада, что ее миссия окончена, гордо направилась к выходу, однако ушла не сразу, ибо сочла необходимым еще раз пожать Пётчу руку.

— Я прошу вас, будьте завтра благоразумны, — сказала она вы званному Пётчу. — Я бы очень хотела передать профессору Менцелю что-нибудь положительное.

— Я напал на новый след, — сказал Пётч, — он ведет к одному дяде из Померании. Можете передать: скоро я получу его, доказательство.

Фрау д-р Эггенфельз испустила глубокий вздох. И приступила к заключительному слову. Она, которая, как уже знают супруги, выросла из подвальной сироты в ученую с тремя значительными публикациями и выдержала полную волнений и душевных потрясений жизнь, сейчас здесь, у дверей дома, где речь идет о будущем одаренного молодого ученого, падет жертвой своих чувств, — все это она не только сказала, но и наглядно показала, испуганно массируя пальцами участок толстого слоя мяса и жира, под которым, по ее предположению, скрывалось сердце. Вызвала же это ее опасное состояние, разумеется, самоуверенность Пётча, которую она на прощание, глядя грустными очами, не побоялась назвать стойкостью.

— Какое благородство тратится впустую, во имя неблагородного дела! — воскликнула она.

Тут оно и случилось: из ее глаз полились слезы. Но они, к счастью, не могли причинить больших разрушений, ибо под руками оказался кружевной платочек.

Вечером Пётч ни словом не упомянул о визите, а когда Элька заговорила о беседе на кухне, он заметил только, что эта женщина похожа на мадам де Сталь, — о ней он много знал, так как она встречалась с Шведеновом. Пестрый платок, которым были повязаны ее черные волосы, напомнил ему тюрбан де Сталь на знаменитом портрете Жерара. У обеих женщин некрасивое лицо оживляли карие глаза. Силу обеих женщин составлял дар слова. Разница состояла лишь в том, что одна была умна, другая же сентиментальна.

— Меня куда больше интересует, последуешь ли ты завтра ее со ветам, — сказала Элька.

— Мой доклад уже готов.

— Знаешь, — сказала Элька, — что бы ты ни сделал, все мне по душе. Для меня не имеют значения ни героизм мужа, ни его ученая степень.

На следующий день, в воскресенье, профессор Менцель и Пётч увиделись в последний раз. Закончилось знакомство, которое при иных обстоятельствах могло бы стать дружбой, — закончилось немногословно, но при громе и молниях.