Павел Хюлле - Дриблингом через границу

В общем, как видите, я остался на этом берегу Вислы, на Саской Кемпе [20] Район Варшавы на правом берегу Вислы. , и эта корзинка… это говно у меня прямо перед носом. Как решетка на тюремном окне. Съезжать отсюда надо, укрыться там, где эта пакость не будет мозолить глаза, но куда, скажите на милость, куда податься, если это говно царит над городом, как второй Дворец культуры [21] Дворец культуры и науки — выстроен в Варшаве по образцу «сталинских высоток» в качестве подарка СССР польскому народу; с 1955 по 1957 гг. был самым высоким зданием в Европе, сейчас входит в десятку высочайших небоскребов Евросоюза. . У меня был совершенно другой проект, вписанный в ландшафт. Прошу прощения, что говорю без обиняков и не стесняюсь в выражениях, недавно вот у меня интервью для газеты брали, но не опубликовали — я, мол, неправильный настрой создаю, врежу нашему председательству в Евросоюзе. Стадион Десятилетия, между прочим, — один из лучших объектов сталинской архитектуры: оглядитесь, она была совсем не так плоха, имела свой стиль и характер. А сегодня, по прошествии двадцати лет свободы, мы живем внутри какого-то монстра, в кошмарном сне недоноска, помеси айпода с домотканым ковриком, и мутант этот зовется Варшавой, столицей Польши, а стадион именуется Национальным, гордостью страны. Стадион Десятилетия, доложу я вам, был задуман как вулкан, кратер, геологический реликт. Он рос книзу, а не кверху, не выпендривался, как шляпа Ханки Белицкой [22] Ханка Белицкая (1915–2006) — актриса театра, кино и кабаре. или — если будете переводить на английский — шляпа принцессы на королевских скачках в Аскоте, опорой для трибун служил природный рельеф, в этом направлении и следовало мыслить, а не воздвигать над городом этот гриб, этот бело-красный рыжик, этот неудобоваримый чернобыль. Мой проект голубил это место, а не взрывал — обнимал его, гармонично связывал газоны, и, скажу без ложной скромности, комплекс в целом обладал четкими, элегантными, лаконичными очертаниями, вышедшими из-под пера человека, который понимает, что он не умнее природы. Любой швед, норвежец или швейцарец заметил бы это и оценил, но здесь — и речи быть не может, — здесь, в этой стране, надо, чтобы было броско да еще лаком сверху покрыть, чтоб непременно блестело, как яйца у кобеля, а приглашенные немецкие помощнички уважили наш божественный вкус. Приезжайте ко мне в Казимеж, увидите, по какому пути могла пойти польская архитектура, но не пошла — может, кто-нибудь наконец об этом напишет.

Что ж, у нас впереди почти три часа, а скорее всего даже больше, опоздает ведь, уже два года все поезда опаздывают. Простите… Можно на «ты»?.. Я тебе в отцы гожусь… Так вот, прости, что предложил встретиться в поезде, в Варшаве газету некогда полистать — звонки, мейлы, вчера вот опять весь транспорт застрял где-то в Белоруссии. Да, а все-таки прекрасные, прекрасные мгновения пережили мы с Джо и остальными, я люблю об этом вспоминать. Он о клубе рассказывал? Нет, не об «Орле» — о нашем клубе «Absens Carens». Мы у Бледного встречались, после уроков, клуб на манер английского: джентльмены, стиль, сдержанность, чтение газет, файф-о-клок, юннаньский чай, дискуссии о культуре и политике; даже удостоверения такие фасонистые сделали. Нет, Ваву Станкевича мы не звали, чересчур простоват был, что ж, absens carens, отсутствующий в ущербе… Их Джо придумал — абсенскаристов этих… Но дело довольно быстро свелось к цимбергаю, на четвертый или пятый раз уже ни газет, ни дискуссий о поэзии — сразу принимались за игру. Бледный нашел шикарную большую доску, играли итальянскими монетами — лиры лучше всего подходили. А начиная с марта все мысли уже были только о стадионе, так что весной у клуба не осталось никаких шансов. Присоединялся Вава, приходил Лех Дембский по прозвищу Интеллектуал, мы снова собирались все вместе, несмотря на внутренние противоречия. Рабенда, ясное дело, поэт, витал в облаках, принес Джойса, а перед заседаниями клуба вечно тащил нас в бар на Французскую… В общем, мы думали читать вслух «Улисса», но цимбергай победил. В утешение Рабенду прозвали Джо — по фамилии писателя, только короче. Я в какой-то момент крепко сдружился с Вавой и Интеллектуалом — знаменитая адская троица, Trio Infernal… Из-за «Легии». Не знаю, слыхал ли ты об этом, но я был одним из заводил на «Бритве» [23] Разговорное название (с 1970-х гг.) северной трибуны Стадиона «Легии Варшава», на которой сидели самые яростные фанаты клуба. — ну, скажем, одним из главных запевал. Вава и Интеллектуал вставали рядом со мной… В минуту, когда Гадоха с Дейной, Стахурским и Новаком выбегали на поле, мы поднимали трибуну к бою. Кто с нами не пел, тому на «Бритве» было не усидеть. На все матчи по всей Польше втроем ездили. Раз я свалился с тяжелым гриппом, отец запер меня в комнате, так я по водосточной трубе с пятого этажа спустился, суперприключение, я о нем недавно в интервью газете болельщиков рассказывал. И «Легия» выиграла тогда у «Гурника» со счетом 3: 0. За «Легию» я, правда, в университете уже не болел. Занимался много — философия, социология, кандидатскую начал писать. Но это для меня была слишком тихая жизнь, не хватало напряжения, спортивного азарта, так и родилась моя фирма. Сплошная нервотрепка, все время, как на матче. Пять минут до свистка, ведем 1: 0, но соперник давит. И вот весь белорусский транспорт к черту, я снова теряю преимущество.