Леонора Флейшер - Человек дождя

Доктор Брунер, некоторое время сидевший молча, подался вперед и пронзительно посмотрел на Рэймонда. Насколько им на самом деле хорошо? Пора это выяснить.

— Скажи мне еще раз, Рэймонд, как ты поранил руку? На самом деле?

Рэймонд отвел глаза.

— Ну вот, дверь папочкиной машины была… и она была… — промямлил он.

— «Ну вот» значит, что он обеспокоен, — обратился доктор Брунер к Марстону, — почти как…

— Он лжет, — перебил Чарли. — Ради меня. Это полностью моя ошибка. Это случилось, когда я пытался обнять его. Я держал его слишком крепко и не хотел отпускать. Я думал, что, если я буду просто держать его… руками… между нами возникнет контакт… что он… может быть… поймет, что он мне небезразличен. Но у него начался припадок. Он почти отгрыз себе руку. — Чарли повернулся к доктору Марстону, в голосе и глазах его читалась мольба. — Это моя ошибка. Моя. Я понял. Я обещаю…

Но доктор Брунер встал, печально качая головой, и Чарли с ужасающей ясностью понял, что проиграл. Развязка приближалась, — Тебе хочется поплавать, Чарли. Но здесь слишком глубоко. — Брунер был прав как в теории, так и на практике. В состоянии Рэймонда мог разобраться только профессионал. Даже самого большого желания в мире недостаточно, чтобы прыгнуть выше головы.

Но самая большая насмешка заключалась в том, что главная ошибка Чарли привела к самому большому успеху.

Самым впечатляющим номером в шоу, разыгранном Рэймондом для экспертов, было не то, что он танцевал, или водил машину, или играл в карты, или целовал девушку. Нет, это было то, что он лгал. Лгал, чтобы выгородить Чарли Бэббита. Но аутисты не лгут! Ложь предполагает наличие цели. Чего-то, к чему надо стремиться, чего надо достичь, одним словом, причину для лжи. Аутисты, такие как Рэймонд, даже высокоорганизованные, не могут ничего подобного. Они не строят планов. Оки не говорят неправды.

Доктор Брунер и доктор Марстон немедленно поняли это, а Чарли не мог этого знать. И оба врача осознали, что между братьями действительно возник контакт. Что Рэймонд на самом деле имеет настоящий контакт с другим человеческим существом. Это было чудом.

Чудо возможно, но… чудо временное. Подобно лягушке из известной математической задачи, которая, совершая беспорядочные прыжки, пытается выбраться из колодца, аутист может случайно забраться чуть выше, чуть ближе к краю колодца. Но в отличие от лягушки он обречен упасть обратно. Колодец слишком глубок, а лягушка слишком беспомощна.

Теперь наступила очередь доктора Брунера доказать это Чарли. Он подошел к Рэймонду, судорожно сжимавшему драгоценный маленький «Вотчмен», который подарил ему Чарли.

— Рэймонд, чего ты хочешь?

Реакция была быстрой и ожидаемой. Вопрос поверг Рэймонда в полное замешательство. Он начал безжалостно ломать свои руки. Все его маленькое тело подергивалось и дрожало. Глаза вращались и вылезали из орбит. Если Брунеру нужна была наглядная демонстрация поведения аутиста, он ее добился. Но он хотел большего. Он хотел доказать свою правоту не только своему коллеге, но и Чарли Бэббиту. Болезнь Рэймонда неизлечима. И надеяться на что-то иное не только бессмысленно, но и преступно. Это не кончится ничем хорошим для Рэймойда Бэббита.

— Скажи мне, Рэймонд. Чего ты хочешь? — повторил он громко.

Рэймонд скорчился в своей обычной агонии, неспособный ни говорить, ни думать. Он пытался посмотреть на Чарли, но Брунер загораживал его от Рэймонда.

Рэймонд тихо всхлипывал и прерывисто дышал. Его проявившаяся личность быстро разрушалась, он возвращался в свой прежний мир защитных ритуалов, из которого старался вытащить его Чарли.

— Смотри на меня! — требовал Брунер. — Чего ты хочешь?

— Прекратите это! — закричал Чарли в отчаянии. — Это вызывает у него припадки, и он сам это знает, — взывал он к Марстону, не в силах оторвать глаз от Брунера.

Но Марстон рассматривал Рэймонда с профессиональным интересом.

— Почему же? В чем суть дела?

— Вопрос, чего он хочет. Он этого не любит, — ответил Чарли.

Доктор Брунер не хотел останавливаться, решив довести свой жестокий эксперимент до последней крайности, продемонстрировать всю безнадежность болезни Рэймонда, обнажить всю очевидность этого факта.

— Ты должен мне сказать, Рэймонд, — настаивал он, в то время как Рэймонд начал свое параноидальное бормотание, бормотание, бормотание, бормотание. — Ты должен мне сказать это прямо сейчас. Чего ты хочешь?

Рэймонд ушел в себя. Совершенно ушел в себя. Так глубоко, что полностью перестал воспринимать окружающее. Он соскользнул из кресла на пол и продолжал бормотать, стоя на коленях и раскачиваясь вперед-назад. Его темные глаза ничего не видели. Зубы его начали стучать, тело била крупная дрожь, словно весь холод земных глубин проникал в его плоть и кровь.