Владимир Шаров - Репетиции

Знание, когда Христос придет на землю, и первое (1669 год), и второе (1699 год), исходило от язычников, от волхвов, уверенных, что судьба всего, что есть в мире, раз и навсегда определена и никто и ничего не властен в нем изменить. Господь так же не властен, как и любой человек. Создав мир, Он создал его с начала и до конца, еще тогда, при сотворении, мир был целиком прожит Богом, и то, что сейчас становится нашей жизнью, все то, что было до нас и будет после нас, — лишь замедленное отражение и проигрыш уже происшедшего. Все судьбы не только прожиты, но и написаны, и умеющий читать знает их.

Похоже, нам не трудно понять, почему ссыльные так нуждались и верили в даты; ждать Христа каждый день, каждый час, каждое мгновение и каждый раз снова видеть, что Он не пришел, было невыносимо, и все-таки в их тогдашнем, летом 1669 года, ожидании Христа не было ничего от Сертана, хотя и он, делая постановку, тоже ориентировался на точное число. Для Сертана главным был иной путь понимания, и когда придет Христос, и как придет, путь, основанный на убеждении, что Он придет не раньше и не позже того, как актеры будут готовы не просто повторить то, чему Сертан их учил, но теперь не ему, а Христу, а готовы — одни принять Христа, другие — отвергнуть Его.

Сертан, занимаясь и репетируя с каждым из них отдельно, добивался от каждого его собственной, отдельной готовности принять или не принять Христа; пни же теперь, оставшись одни и канонизировав все его слова, объяснения, указания и таким образом как бы полностью сохранив его, чаще и чаще склонялись к совсем другой версии прихода Христа. Хотя их надежды на 1669 год не оправдались, многие и дальше продолжали считать, что важна не их отдельная внутренняя, а общая готовность мира: мир готов, мир сделал все, чтобы Христос пришел, мир больше не может ждать. Из чего следовало, что приход Христа можно и должно ускорить.

Самым ранним истоком их собственной версии было, как кажется, разделение и размежевание этапа на христиан и евреев. Ноша тех, кому выпало играть евреев, была такова, что христианин не мог и помыслить, чтобы поднять ее, и эта тяжесть рождала уверенность христиан, что евреи не донесут ношу до конца, что они не исполнят то, что им предназначено, и поэтому за ними необходимо следить и быть готовым на все, только бы они не предали, не ушли и не бросили. Тогда в первый раз в их постановке те, кто взял на себя больше, стали меньшими.

В последующие годы такое понимание актерами мира временами затухает, временами снова возобновляется (хотя формально авторитет Сертана непререкаем), пока в итоге ожидание Христа, ожидание Мессии и Спасителя не сводится к борьбе этих двух трактовок его прихода.

Как я уже говорил, с первых чисел сентября ссыльные в Березняках, перестав ждать скорого пришествия Спасителя, начинают работать вместе со стрельцами и дело теперь двигается намного быстрее. До настоящих холодов они успевают поднять зябь и срубить несколько больших изб, в которых — гуртом и без разбора — зимуют. Когда устанавливается санный путь, стрельцы уходят обратно в Енисейск и в Березняках остается один только десятник, назначенный наблюдать за ними.

По внешнему виду их жизнь с каждым годом все меньше отличается от жизни других ссыльных поселенцев в Сибири. До весны они строят, потом — пахота, сев, покос, жатва; ссыльные и летом, если позволяет поле, продолжают обживаться и строиться: ставят избы, хлева, амбары, но обычно больше плотничают осенью и зимой, когда хлеб убран и в поле работы нет. Десятнику, в сущности, нечего сообщить о них, но его не отзывают в Енисейск ни через год, ни через два, и они постепенно примиряются с этим.

Как ни странно, несмотря на свою обращенность к концу, поселенцы умело хозяйствуют, и деревня быстро богатеет. Два обстоятельства способствовали их процветанию: Березняки стояли на отшибе, далеко от наезженного пути между Обью и Енисеем; чужие — и служивые люди, и партии ссыльных, идущие все дальше на восток, — попадали сюда редко, значит, и дополнительных повинностей было мало, платили они одну лишь подать, платили зерном, но по плодородию земли она была нетяжела, еще важнее было то, что якутские племена, кочевавшие по соседству, были с ними в союзе и много помогали, особенно лошадьми. Связи с якутами были у ссыльных такими тесными и прочными благодаря волхвам, которые шаманили для якутов и пользовались среди них огромным влиянием. Впоследствии и волхвы, и другие римляне (среди которых не было женщин, кроме жены Понтия Пилата) все чаще сходятся и женятся на якутках, но это никак не влияет на их верность постановке.