Дженнифер Иган - Время смеется последним

— Дрю, — говоришь ты, — гашишистов не выбирают в президенты. Так не бывает.

— У меня период юношеского экспериментирования, — отвечает он. Будь на его месте кто другой, все бы заржали, но Дрю из Висконсина, он еще и не такое может завернуть на полном серьезе. — И потом, откуда они узнают?

— От меня, — говоришь ты.

Дрю хохочет:

— Роб, я тебя тоже люблю!

А я разве говорил, что я тебя люблю? — чуть не спрашиваешь ты.

Дрю приподнимает Сашины волосы, скручивает жгутом, целует ее шею под запрокинутым подбородком. Внутри у тебя все бурлит, ты вскакиваешь. У Лиззи с Биксом квартирка крошечная, как кукольный домик, она вся забита растениями и пропитана влажным ботаническим запахом. Лиззи обожает растения. На стенах постеры — у Бикса их целая коллекция, он собирает картины Страшного суда: люди толпятся, голые как младенцы, их делят на хороших и плохих, хорошие возносятся вверх, к зеленым лугам и золотому свету, а плохих внизу пожирают чудовища. Через открытое окно ты выбираешься на площадку пожарной лестницы. От мартовского холода в носовых пазухах потрескивает.

Через секунду рядом с тобой появляется Саша.

— Ты чего сюда выскочил? — спрашивает она.

— Так просто. Воздухом подышать. — Интересно, думаешь ты, сколько так можно продержаться? Чтобы в каждом предложении по два слова? — Хорошая погода.

В окнах дома напротив две старушки расстелили полотенца у себя на подоконниках, стоят облокотившись, рассматривают что-то внизу.

— Гляди туда, — говорю я Саше. — Бабули шпионят.

— Бобби, — говорит Саша. — Что-то мне тревожно, когда ты тут висишь. — Она одна тебя так называет, больше никто; раньше, до десяти лет, ты для всех был «Бобби», но после десяти это уже звучит по-девчачьи — так считает твой отец.

— Не тревожься, — говоришь ты. — Никакого риска. Третий этаж. Перелом руки. Максимум ноги.

— Пожалуйста, давай вернемся.

— Расслабься, Саш. — Ты усаживаешься на решетчатую лестницу, ведущую на четвертый этаж.

— Что, перебазируемся все сюда? — Дрю складывается как оригами, выскальзывает из окна и, опираясь на перила, смотрит вниз.

Лиззи в комнате говорит по телефону. Слышно, как она старается выдохнуть гашиш из своего голоса.

— Пока, мам! — Ее родители сейчас в Нью-Йорке, приехали из Техаса на несколько дней, и значит, Бикс — он черный — ночует в электромеханической лаборатории, где он днем проводит какие-то исследования для своей диссертации. И это еще ее мама-папа остановились в гостинице, а не у дочери! Но если Лиззи ляжет в постель с чернокожим, пока они здесь, в Нью-Йорке, — они, видите ли, узнают.

Лиззи высовывается из окна. На ней коротенькая голубая юбочка и светло-коричневые лаковые сапоги выше колен. Она учится на модельера, но для себя давно уже сама все моделирует.

— Как там расисты? — спрашиваешь ты и немедленно жалеешь, потому что в твоем вопросе три слова.

Лиззи оборачивается и вспыхивает.

— Это ты мою маму так назвал?

— Почему я?

— Роб, пожалуйста, веди себя прилично, ты все же у меня в гостях, — говорит она спокойно и ровно: с тех пор как ты вернулся из Флориды, у них у всех стали такие ровные спокойные голоса, и тебе остается только вести себя неприлично, чтобы это их спокойствие наконец лопнуло.

— Уже нет, — говоришь ты и указываешь на пожарную лестницу.

— Хорошо, ты на моей пожарной лестнице.

— Она общая, — поправляешь ты. — Городская собственность. Не твоя.

— Пошел ты в жопу! — шипит Лиззи.

— Идем вместе. — Ты расплываешься в довольной улыбке: ну вот, хоть одна обозлилась. Долго пришлось стараться.

— Лиззи, успокойся, — говорит Саша.

— Ничего себе, я же еще и «успокойся»! — возмущается Лиззи. — Он как вернулся, с ним невозможно стало разговаривать! Совсем оборзел.

— Две недели всего прошло, — напоминает Саша.

Ты оборачиваешься к Дрю.

— Мне нравится, как они меня обсуждают — будто меня тут нет. Думают, что я уже помер?

— Думают, что ты обдолбан.

— Правильно думают.

— Ага. Вот и я как ты. — Дрю карабкается мимо тебя по железной лестнице и усаживается пятью ступеньками выше. Он медленно, глубоко вдыхает, будто пьет воздух, и ты делаешь то же самое. У себя в Висконсине Дрю однажды застрелил оленя из лука, освежевал его, разрубил тушу на куски и отнес домой в рюкзаке — шел пешком, на снегоступах. Если не врет, конечно. В другой раз он вместе с братьями построил бревенчатую хижину — собственными руками, от начала до конца. Вырос у озера, плавал каждое утро, даже зимой. Теперь он плавает в университетском бассейне. Жалуется, правда, что хлорка щиплет глаза и никакого кайфа, когда сверху потолок. Но все равно он там проводит кучу времени, особенно если что-то не ладится, или настроение ни к черту, или с Сашей поцапались. Услышав, что ты из Флориды, он сказал: «Ого, ты там небось вообще из воды не вылезал», и ты кивнул: а как же. Хотя ты воду терпеть не можешь с детства — но про это тоже знает только Саша.