Дженнифер Иган - Время смеется последним

— Вряд ли тебе будет интересно, — сказала она.

— Ничего, поскучаю, — ответил Джулс. — Мне не привыкать.

Пока Стефани маневрировала, выруливая с парковой дороги Хатчинсон-Ривер на скоростное шоссе Кросс-Бронкс, Джулс заметно нервничал. Когда они наконец вписались в поток, он откинулся на сиденье и спросил:

— У тебя любовник?

— Свихнулся? — уставилась на него Стефани.

— Эй, следи за дорогой!

— С чего ты взял?

— Какие-то вы с Бенни оба дерганые. Раньше вроде так не было.

— Да? — Стефани удивилась. — Бенни кажется тебе дерганым? — Старый страх стиснул ее как рука, что всегда у горла, — не помогла ни клятва, которую Бенни давал ей два года назад, в день своего сорокалетия, ни полное отсутствие поводов для недоверия.

— Ну, вы с ним, даже не знаю, какие-то чересчур вежливые.

— По сравнению с заключенными в Аттике?

Джулс улыбнулся.

— Ладно, — сказал он. — Может, ты и права, все зависит от окружения… У вас же тут Крандейл… Нью-Йорк… — произнес он нараспев. — Небось еще и республиканцев полно?

— Каждый второй.

— Правда, что ли? — Он недоверчиво уставился на Стефани. — И вы с ними мило беседуете о том о сем?

— Бывает, Джулс.

— Что, и ты? И Бенни тоже?! С республиканцами?

— Ты мог бы не орать?

— Следи за дорогой! — рявкнул он.

Стефани перевела взгляд на дорогу, но ее руки на руле дрожали. Больше всего ей сейчас хотелось развернуться и отвезти брата домой — но тогда она пропускает свою якобы десятичасовую встречу.

— Черт, стоит человеку выпасть на несколько лет — а мир уже другой! — сердито говорил Джулс. — Едешь по городу, ищешь глазами знакомые башни — их нет! Идешь в какой-нибудь вонючий офис — тебя обыскивают при входе, чуть не догола раздевают. По телефону у всех голоса как с того света: говорят с тобой, а сами не отрываясь стучат по клавиатуре, им, видите ли, надо срочно кому-то ответить. Том и Николь разбежались в разные стороны… А моя сестра с мужем начхали с высокой горы на свой рок-н-ролл и тусуются с республиканцами. Я хренею!

Стефани медленно втянула воздух через нос: спокойно. Спокойно.

— Какие у тебя планы, Джулс?

— Я же говорил, я еду с тобой на встречу с этим…

— Планы на жизнь.

Джулс долго молчал. Наконец сказал:

— Понятия не имею.

Стефани скосила глаза на брата, ее сердце стиснул страх. Они уже ехали вдоль Гудзона, и Джулс смотрел на реку — тупо, безнадежно.

— А помнишь, — сказала она, — много лет назад, когда ты только приехал в Нью-Йорк? У тебя было полно идей.

Джулс усмехнулся:

— У всех полно. В двадцать четыре года.

— Но ты же добивался, чего хотел.

Стефани тогда училась на первом курсе в Нью-Йоркском университете. Ее соседке по общежитию (у них была двухкомнатная секция на двоих) пришлось взять академ и лечиться от анорексии. Тогда Джулс — он двумя годами раньше закончил Мичиганский университет — въехал в освободившуюся комнату, всего на три месяца. Он бродил по городу с блокнотом, бегал по редакциям, запросто появлялся на всех сборищах в «Пэрис ривью». К тому времени когда анорексичка вернулась в университет, у него уже была работа в «Харперс» и квартира, которую он с друзьями снял на углу Восемьдесят первой и Йорк-авеню. Из трех его тогдашних друзей двое редактируют известные журналы. Третий получил Пулитцера.

— Я не понимаю, Джулс, — опять заговорила Стефани. — Не понимаю, что с тобой случилось.

Он смотрел на ослепительные очертания Нижнего Манхэттена, не узнавая.

— Я как Америка, — сказал он.

Холодея, Стефани обернулась к брату.

— Ты о чем? Ты не бросил пить свои лекарства?

— У нас грязные руки, — ответил Джулс.

Оставив машину на стоянке на Шестой авеню, они двинулись в Сохо пешком, лавируя между покупателями с необъятными фирменными пакетами «Крейт и Баррел».

— Кто он такой, этот Боско? — спросил Джулс.

— Группу «Кондуиты» помнишь? Он был у них гитаристом.

— Подожди, так это мы с ним встречаемся? — Джулс встал посреди тротуара. — С гитаристом «Кондуитов»? Это такой рыжий, тощий?

— Ну как тебе сказать. Он слегка изменился.

Они уже свернули на Вустер и шли в сторону Канал-стрит, солнце отскакивало от булыжника, Стефани зажмурилась — и тут же над мостовой всплыл бледный пузырь воспоминания: вот здесь когда-то «Кондуиты», неловко посмеиваясь от волнения, фотографировались для обложки своего первого альбома, а Боско, пока фотограф возился с объективами, пытался запудрить свои веснушки. Воспоминание все еще висело над ней, когда она жала на кнопку домофона, повторяя про себя: молчи, не отвечай, тебя нет дома. Не ответит — хоть с утренней частью этого сюра будет покончено.