Лев Портной - Улавливающий тупик

После прочтения этой статьи несколько ребят из нашего института, вооружившись фотоаппаратурой, дежурили по ночам у пруда возле Волкова кладбища. Их энтузиазма хватило на неделю, а потом не то чтобы об этой статье забыли, но как-то страсти поутихли.

А вот заметка из местной газеты «Ручейки» от 6 мая текущего года из раздела «Хроника происшествий»: «Вчера вечером, находясь в состоянии алкогольного опьянения, утонул в пруду возле Волкова кладбища грузчик магазина „Овощи, фрукты“ А. И. Авилов, ранее судимый». В ответ на такой ляпсус через неделю в другой местной газете «Мытищинский хохмач» появилось сообщение, автор которого претендовал на тонкое чувство юмора: «Вчера в Мытищинском народном суде был вынесен приговор А. А. Иванову, ранее утонувшему».

Хотя воочию чудовища никто не видел, пруд возле Волкова кладбища пользовался дурной славой, и это место люди старались обходить стороной, в результате чего на его берегу прочно обосновалась малышня и городская шпана. Из поколения в поколение передавались страшные сказки о громадных змеях, живущих в воде и похищающих провинившихся детей. Помнится, и мне в детстве, когда мои игры становились чересчур шумными, бабушка говорила: «А ну! Веди себя хорошо, а то отведу на пруд». Я умолкал, а в воображении возникала картина: я один на берегу пруда возле Волкова кладбища, и я содрогался от ужаса. Страшными сказками пугали всех детей нашего города. Однако едва они достигали того возраста, когда родители отпускают детей на улицу без присмотра, как оказывались на берегу того самого пруда, которым так настойчиво пугали бабушки. Здесь играли, дрались, влюблялись, здесь проводили все свободное время.

Помню, как я смущенно жался к дверям в коридоре у соседки, которой принес безмен по поручению мамы. Мне было семь лет, я переходил во второй класс. Рядом со мной, согнувшись надвое, сосредоточенно пыхтел, натягивая резиновые сапоги, сын соседки, Сережка. Он был старше меня на два года. Увидев меня, он спросил:

— Гулять пойдешь?

Вопрос застал меня врасплох, потому что выражение «пойти гулять» мы с Сережкой, — это было совершенно очевидно, — понимали по-разному. Для меня оно означало качаться на качелях у подъезда или пускать кораблики в канаве, в крайнем случае — кататься на велосипеде вокруг дома, — одним словом, находиться в таком месте, которое было видно из окон нашей квартиры и откуда я мог быть вызван родителями домой при первой необходимости. Для Сережки же пойти гулять значило нечто иное, потому что на качелях он не качался и кораблики не пускал, а проходя мимо канавы топил наши. Выйдя из дому, он истошным голосом вызывал на улицу своего друга Мишку из третьего подъезда, и через минуту они скрывались за углом нашего дома. Возвращались они поздно. Я в это время уже лежал в постели. Однако возвращение Сережки никогда не оставалось для меня незамеченным, поскольку оно всегда сопровождалось скандалом. И я слышал сквозь тонкую стену зычный голос тети Любы, сережкиной мамы:

— Явился, негодник! Опять допоздна шлялся! А ну снимай ремень!

Тут же слышался плач Сережки:

— Мамочка, не надо! Я больше не буду!

Следовавшие за этим вопли свидетельствовали о том, что его мама ему не верила. Больше всего меня удивляло то, что на следующий день Сережка как ни в чем не бывало куда-то уходил и опять возвращался поздно, прекрасно зная, что его отлупят. Поэтому предложение пойти с ним гулять одновременно и пугало, и манило обещанием приобщиться к миру Сережки, наверняка необыкновенно интересному, раз ежедневная порка и та — недорогая цена для него. Однако мне не хотелось быть вечером лупленным — раз, а два — я очень сомневался, что меня с Сережкой отпустят, и потому не знал, что ему ответить. Но вмешалась тетя Люба:

— Иди, иди, — сказала она мне. — Я твоей маме скажу, что ты с Сережкой пошел, она тебя отпустит. А ты, — это уже Сережке, — присмотри за Женей, чтоб с ним не случилось чего! И смотри мне, чтоб пришел не поздно, Жене спать надо рано!

Через несколько минут мы свернули за угол нашего дома и пошли в сторону Волкова кладбища. Сережка шел быстро, и я почти бежал, едва поспевая за ним. По дороге он объяснил мне покровительственным тоном, что я хотя и «малышня», но вообще «чувак нормальный» и, если буду держаться за него, то есть за Сережку, то все будет «клево». Завершил он монолог многозначительным вопросом:

— Прикидываешь?

Я ответил, что прикидываю, хотя, что именно я прикидываю, не знал. Тут Сережка неожиданно остановился и схватил меня за руку.