Евгений Харитонов - Рассказы

Ланкастер: Лучше всего быть в мыслях у всех и каждый твой шаг облюбован всеми — на ком ты в прошлых гостях останавливал глаз, как незабываемо играл с тем сразу с той и с той, все твои перепады ловились ценителями, а у кого нет доступа к тебе, только и ищут мест где ты по слухам можешь появиться — как в областном городке с замиранием ждут нового на поселение, на ком он здесь остановится с улыбкой и их жизнь повернется как хотелось в мечте.

Регина: Или в класс где все друг друга знают вдруг поступает новенький из Америки. Конечно, его должен опережать хороший кордон тех кто пожизненно любит знает его привычки, их чудесное постоянство или наоборот перемену, чтобы другим было от кого о нем узнавать, а не самому про себя на каждом новом месте.

Сестра Регины: И конечно ни с кем в таборе не составляй ясную пару, чтобы новым другим, у кого будешь в мечтах, была на тебя хоть раз надежда, как будто если с тобой хоть раз поспать, станешь немного как ты.

Регина: А ты с годами отходишь. В молодости впереди всех и потом резкое увядание.

Сестра Регины: Или в молодости хуже других, а потом что-нибудь, когда другие пошли на спад. Одна женщина с неважной жирной кожей в годы начала расцвета сильно уступала ровесницам с натянутыми фарфоровыми лицами а потом у них всё обвисло сморщилось в мелкую сетку а она расправилась всех удивляла затяжным цветением. Искусное больше манило чем неподдельное молодое.

Ланкастер: Заметьте, что самому совершенно не надо стараться. Надо чтобы к тебе тянуло поневоле. Тебя осаждают а ты оградился другими.

Регина: И те кто только мечтают попасть, знают что все места заняты и распаляются еще сильней.

Ланкастер: Думают — почему почему я не выделен как он. Их друг. Их либэ дих. А ты за верным кордоном привыкаешь на всем готовом и совершенно не закален в борьбе. Если бы не был выделен, ты бы не выжил.

Сестра Регины: Кто-нибудь тоже чувствует себя по твоему примеру. Как Наташа, думает, все сами должны приходить все приносить. Так не случается, а она не может иначе, загубленный человек. А чем вербовать к себе когда годы уходят и красоты нет или не было? Какое-нибудь дарование, дело рук, все время корпеть в заточении, зарабатывать любовь света при редком выходе туда.

Регина: Все время играть без свидетелей а потом показать сплетенную вещь и скорее назад опять дни и ночи играть одними руками без ног чтобы к тебе не пропал интерес при новом выходе в свет, тело только мешает усидчиво плести узор, с трудом держится при редком выходе в свет, уже хочет скорей в заточенье, не следить за собой когда никто не смотрит.

Сестра Регины: Ковер.

Регина: Гобелен.

Ланкастер: То ковер, а то гобелен. Гобелен картина, можно и картину не разбирать что на ней, смотреть как узор. Расцветка зубцы полоски. Эта полоска туда а эта туда. Но видно: эта полоска пошла туда а эта туда показать чью-то морду, не для узора. А сама полоска к полоске не подходит. А на ковре полоски подобраны к полоскам. Даже если похоже — это как будто баран или лебедь, они взяты потому что у них в жизни крыло подобрано к крылу рог к рогу всего по паре, они в жизни узор. Кайма стриженый ворс всё поле заняли розетки бордюр козьей шерсти молитвенный коврик с подпалиной вручную в монастырских мастерских двухслойный с отливом цветочный с бобами с огурцами верблюжья дорожка узлы пройма свекольного цвета бергамский с пиявками гирляндами турецкий с гребешками и клеймом. И вся наша жизнь поступки и случаи — тоже узор. Хотя, как узор. Узор на оси, и от оси в разные стороны одно и то же или похоже, а жизнь — встречи потери новые мальчики-девочки, эти отходят, никакого узора. Нет, просто очень хитрый узор. Не видно оси. Со звезд видно, потому раньше по звездам гадали, и сейчас, во Франции.

Чучмек с ковром:

Этот узор в точности снят с ковра такого-то царя. Ткачи взяли рисунок за красоту и забыли: на том ковре ни за что пролилась кровь того царя. И так каждые сто лет на нем лилась новая кровь. И так узор говорит, они потом разобрали: один раз на мне кровь, потом сто лет любви, кровь — любовь любовь любовь, кровь — любовь любовь любовь. Договор. Но давно, давно на нем не убивали. Он почти обесценен.