Анна Ривелотэ - Река Найкеле

Инспектор забрал у Него права и потребовал выйти из машины. Он отказался. Какое-то время мы просто сидели в машине; потом подошел какой-то служивый и брызнул «черемухой» в полуоткрытое окно. В ответ на этот нелюбезный жест окно было немедленно закрыто. Он позвонил с мобильного другу-адвокату. Стояла глухая ночь, но друг пообещал приехать и как-нибудь нас выручить. Мы стали ждать. Мы крепко держались за руки. Зимой, ночью, в лесу, мы задыхались в автомобиле от слезоточивого газа и чего-то еще, чему я не подберу названия. Нас продержали там до рассвета. Друг-адвокат привез гаишникам дорогого коньяку, забрал права и сел за руль нашей машины. Надо ли говорить, что расставаться сразу после такого приключения не хотелось. Мы поехали к Нему, по очереди приняли душ и попытались позавтракать. Мы потихоньку трезвели, но до похмелья было еще далеко.

Мой план — если это можно назвать планом — начинал осуществляться. На самом деле конечно же никакого плана не было. Я валялась на диване в Его футболке, с мокрыми волосами. Он сидел в кресле передо мной. Он почти ничем не напоминал того человека, которого я встретила в небе. Но предавался воспоминаниям о нашем коротком общем прошлом с таким знанием дела, будто все эти девять лет только обо мне и думал. Он вдруг стал как-то сентиментально словоохотлив. Говорил, что в каждой желтокожей девушке пытался разглядеть меня. Что после развода, когда Он объяснял своей матери, что женился лишь для того, чтоб завести ребенка, мать вслух жалела, что этого ребенка родила Ему не я. Скорее всего, это было правдой. А потом вдруг замолчал. Я протянула руки Ему навстречу. В Его глазах промелькнуло сомнение. Он знал, что этого не надо делать. Но Его манила возможность встречи с собой прошлым. Я лежала перед Ним, как живая машина времени. Я могла вернуть Его в девяносто второй год. И Он сдался. Он лег на меня всеми ста двумя килограммами, так что в моем позвоночнике что-то жалобно пискнуло.

Он вошел в меня и спросил: это ты?.. Я кивнула: это я. Он хотел сказать: неужели?.. Но не смог. Он заплакал. Он плакал долго и безутешно, бессвязно выкрикивая куски каких-то ласковых слов, подминая меня под себя, как единственное и бесценное сокровище. Он плакал об упущенном, позабытом, рассыпанном по дороге. Обо всех ошибках и потерях, о несбывшихся надеждах и просроченных счетах, по которым поздно платить. Его морочила иллюзия обретения, и от счастья Он плакал тоже…

Потом Он сказал: «Наконец-то я нашел тебя». Я подумала, что ничего глупее слышать мне давно не приходилось. Он сказал: «Теперь мы уже не расстанемся. Улаживай свои семейные дела и переезжай ко мне. Теперь я — адвокат, у меня есть своя квартира, я смогу тебя обеспечить. Тебе не нужно будет работать. Я куплю тебе новую одежду. Я не обещаю, что ты будешь жить в роскоши, по крайней мере пока. Но ты будешь жить хорошо. Я стану заботиться о тебе. Ты родишь мне сына. Или дочку, сын у меня уже есть. Если захочешь, я женюсь на тебе». Боже мой, думала я, боже мой. За меня радовались ангелы мести. Но меня все это совершенно не радовало. Поздно, как поздно, как глупо, какая черная победа.

Я молчала. Он уснул. Он лежал на спине и храпел храпом человека, уверенного в завтрашнем дне. Не выношу храпа. Не выношу уверенности в завтрашнем дне. Я ушла, пока Он спал. Наконец-то я больше Его не любила. И хватит писать слово «Он» с большой буквы.

Проснуться куда-то, не туда, откуда засыпала. Подойти к зеркалу и в прямом, беспощадном солнечном свете увидеть, что помолодела на пять лет. Почувствовать, что регенерирую, как ящерица. Выйти на улицу и впервые заметить в воздухе сладостные, электрические, доселе не виданные вихри. Вдохнуть так глубоко, чтобы обещание новой любви молочным теплом наполнило легкие. Здесь, в новом мире, похожем на привычный, но ярче и тоньше, будто вынутом из-под пыльного стекла. Где ложки — для еды, свечи — для романтики, иглы — для шитья. Я — расколдованная принцесса, вскрывшаяся река, апрельская медведица. Знаю, боль еще догонит меня, как шаровая молния, только это будет не сегодня. И надеюсь, не завтра. Я успею перевести дыхание. Я буду пить живую воду с других губ и с других рук есть золотые яблоки. Потому что такие, как я, ни дня не живут без любви.

Томико толкает тяжелую стрельчатую дверь с витражной розеткой вверху. Раздается звон медного колокольчика, но звон этот проходит мимо ее ушей. В лучах света, пронизывающих цветные стекла, танцуют пылинки. Неслышными шагами Томико подходит к стойке, по ту сторону которой натирает стаканы красивая синьора с уложенными в пучок волосами цвета самого черного кофе. Сеньора отставляет стакан и наклоняется к стойке. Ее губы шевелятся в беззвучном приветствии. Томико старается улыбаться как можно более непринужденно. Пусть хозяйка думает, что она просто не говорит по-итальянски.