Елена Некрасова - Автор сценария

Кое-какой народ, собравшийся на пристани, покорно начинает расходиться.

Только бабка с большой сумкой причитает: «Та це ж до субботы в мэнэ всэ

мясо стухнэ! Я ж холодильника нэ маю!» Виктория подходит к билетёру, она растеряна…

Билетёр:Вот так! Придется Вам еще два дня кормить наших комаров...

Виктория:Скажите, а у моря можно снять комнату? Кто-нибудь сдает?

Билетёр:Да все сдают... Вы, если деньги имеются, на Рымбы пойдите, к

Антонине - у нее все цивильно, как в пансионате. Там один

чудик живет, и бизнесмен недавно поселился... Вон, кстати,

Пашка-убийца вас подвезет забесплатно. - Билетер показывает на невзрачного мужичка с папиросой в зубах, который стоит возле старого джипа.

Виктория:Что-о?!

Билетёр (не обращая внимания, окликает мужичка):

Пашка! Ты на Рымбы едешь?

Пашка:А что?

Билетёр:Москвичку к Тоне захвати! ( поворачивается к Виктории) -

Пашка - добрейшая душа. Доставит в лучшем виде.

Виктория:Но почему убийца?!

Билетёр:А... Так это он лет тридцать назад зарезал кого-то в драке, по-

пьянке, но отсидел, ясно дело, а кличка пристала.

Виктория - на переднем сиденьи в машине Пашки-убийцы. Машина едет прямо по песчаным барханам. Пашка беспрерывно курит, прикуривая одну папиросу от другой, и говорит. Виктория чувствует себя явно нехорошо, ее швыряет из стороны в сторону, глаза слезятся от едкого дыма.

Пашка:...А я, если хотите, все могу - машины чинить, трактора, печи ставлю,

сети плести умею, меня жизнь всему научила... Приезжаю, посмотрю на них - глазенками блестят, лопочут по-своему, у меня сердце кровью обливается. Ну что я, человека не подниму, не воспитаю? Здесь-то все лучше на свежем воздухе, на рыбке, на своем огородике, чем на их гособеспечении. Ну и что с того, что я сидел, что, не человек я теперь? На, пожалуйста, дом отстроил, машину у Ричарда взял, ну, шо еще надо? Не дают, и все! Ничего, я на следующий год опять поеду, я их измором брать буду! Что я, здоровый мужик, ребенка не выращу, да если надо, я городскую библиотеку сюда перетащу по томику, пусть школу открывают, если их наш быт не устраивает. Нет креста на них, если человек раз в жизни оступился, то и не доверяют...

Машина подъезжает к усадьбе Антонины, останавливается. Виктория выходит, пошатываясь, направляется к калитке.

Виктория:Есть кто-нибудь?! Хозяева!

Никто не отвечает. Виктория приоткрывает калитку (она не заперта), заходит в сад. Эта усадьба утопает в зелени - сразу не ясно, где находится дом. Виктория опять зовет хозяев.

Привет! - перед ней стоит приземистый мужчина в свободной одежде, испачканной яркими красками. Длинная черно-седая борода завивается кольцами, волосы всклокочены. Мужчина улыбается.

Виктория:Привет! Вы здесь живете?

Мужчина:Я здесь простоял уже тыщу лет. Как шелковица. Все вокруг

заросло. И патриархи бродят.

Виктория:Патриархи?

Мужчина:Патриархи, коты и прекрасные незнакомки. Гена. (кланяется Виктории).

Виктория:Очень приятно. Вика. Я ищу хозяев.

Гена:Антонина Ивановна пошла в магазин. Пойдем под грушу, я покажу тебе свою галерею.

Гена берет Викторию за руку и, не дав ей опомниться, увлекает вглубь сада. Миновав какие-то заросли, они выходят к старой груше, под которой валяются матрасы и одеяла. Невдалеке стоит шалаш из веток и соломы, а под деревьями расставлены холсты с яркими абстрактными разводами. Некоторые картины, покачиваясь, висят на деревьях.

Гена:Прошу! (показывает на "лежбище" под деревом) Располагайся! А я пока чаёк разогрею, - он ловко начинает колоть дрова и складывать их под котелок, висящий на палке между двумя пеньками.

Виктория разглядывает картины и закуривает. Замечает, что они представляют собой не просто красочное месиво - можно разобрать лица, части тел, морды разных животных, предметы, но все это изображено коллажно и бессвязно. В одну из картин "вмонтировано" белое птичье крыло.

Виктория:О! Крыло птицы. Кто это растерзан? Чайка?

Гена собирался разжечь костер, но отложил спички и подошел к Виктории.

Гена:Здесь все растерзано. Белое крыло, как белое вещество - сама материя растерзана. Пространство разорвано, но оно держит нас.

А там уже - солнце. Внешний слой - идеальная тюрьма, и только груша рассекает всю эту дьявольскую сущность. В Иркутске я видел японских солдат - такие очки, как у змей. Они ушли, но обобщились в человека, который ходит у меня под забором. (Гена подходит к картине с крылом, отгибает крыло и показывает нарисованное личико в очках.) Вчера и сегодня он не сдвинулся ни на шаг. Это твердь, ее невозможно сдвинуть. Только светом.