Елена Некрасова - Домовой

- Слышь, Ляксей Фомич... а может это, американцам его... ну в смысле продать? Как думаешь? Они уж точно больше дадут, чем наши-то... у нас наука вообще того, загибается, я по радио слышал, а Фомич?

- Ты чо, Николай, совсем уже? Каким американцам я пойду продавать?! Где эти твои американцы?

- Так я это... я ж знаю, где ихнее посольство находится, могу показать.

- Нет уж, спасибочки... а наши менты подумают, что я ихний шпион, потом не отмоешься... знаю я, только сунься в то посольство...

Покуда еще не рассвело, но дорога явно улучшилась, по ощущению.... наверное, чем ближе к Москве, тем лучше. Алексей Фомич осторожно приоткрывает коробочку - вот он, бедолага, лежит, ручка отдельно... такой трогательный и беззащитный, на паклевой перинке. Эх, чего только не бывает на белом свете... не сломался, слава Богу.

- Ляксей Фомич, покажи-ка чудика...

- Не налюбовался еще? Это я проверял, все ли у него цело. Ну на, смотри...

Домовой завелся у Фомича не сразу, не как он въехал в дом, а гораздо позже, года через три... И не в доме он завелся, а в конюшне. То вещи вдруг переставлены с места на место, скамеечка там, коврик, ведро... То у Венеры хвост заплетен косицами, а то вообще - откуда ни возьмись букет полевых цветов оказался в пустой банке, да еще вода была налита. Сначала Алексей Фомич не знал, что и думать - ребятишек в деревне нет, разве что соседка Зинка Корнеева так неумно с ним заигрывает... Зинке шестьдесят, формы у нее необъятные, как так она незаметно перемахивает забор - загадка... Но как-то утром Фомич зашел в конюшню и обнаружил, что на спине у спящей Венеры посапывает мохнатое существо размером с крысу - лежит, свернувшись калачиком, и тоненько так посвистывает во сне. Он подошел поближе, чтобы разглядеть зверька, но тот учуял человека, встрепенулся и ка-ак прыгнет, и даже как будто и не приземлился, как будто в воздухе исчез. Вот это да... Сначала Фомич подумал было, что это летучая мышь - кровосос, но никакой раны на Венере не было, да и раньше ведь тоже не было. Пришлось признать - у него завелся домовой, вернее не у него, а у Венеры конюшенный... понравилась ему кобыла, ну и понятно, Фомич это как раз понимал. Ставил ему на ночь блюдце с молоком и крошил хлебушек , а перед тем, как войти в конюшню, всегда стучался в дверь. А то, что у этого домового такое человеческое лицо, Фомич не знал, он же не рассмотрел его толком... а знал бы, так наверное, побаивался. Ивановна говорит, что это научное открытие, все равно как инопланетянин, и лучше увезти его назад, чем взять меньше тысячи долларов, или евро... как там теперь эта валюта называется , а это примерно... тридцать тысяч рублей... хм, для Каменки, конечно, огромные деньги, но Колька прав - на Западе бы за него ухватились, и миллион бы могли отвалить, а тут могут вообще ни хера... тут же все любят на халяву, скажут - ах, как интересно, назовем его вашим именем, Домовой Егорова, нравится? Какого ж еще вам рожна? Войдете в историю. А денег нет, деньги нам самим нужны, знаете, на науку, на все такое... Ну и в жопу, нашли дурака. У Алексея Фомича вдруг испортилось настроение, или растрясло его, что ли... к тому же захотелось писать, надо бы остановить. Такой туманище наполз на дорогу, едешь, как в молоке, да уж, октябрь... скоро зима, деньги бы как раз пригодились - крышу обновить, утеплить веранду . Да нет, настроение у него и было хреновое, какое тут может быть настроение, когда умерла его Венера... и ведь не болела толком, за три дня вдруг тихо так угасла, как же она дышала, как смотрела... жаркие слезы наполнили глаза Алексея Фомича. Ветеринар так и не приехал, козел, то ему некогда, то машина сломалась... всю прошлою ночь Фомич просидел над кобылой, а ей все хуже и хуже... то похрипит, то затихнет, впадет в забытье, и голову уже совсем не держала, и от воды отказывалась. А кто знает, что у ней внутри за болячка? Ничем он ей не помог, только смотрел и плакал... а под утро задремал от нервов и от усталости, а как проснулся - все, отошла Венера... А рядом с ее мертвым брюхом лежал этот домовой, только уже не калачиком, а вытянувшись на спине. Он тоже был мертвый и совершенно сухой. Его запрокинутое лицо, ну да, не морда же, лицо - иначе не назовешь, так поразило Алексея Фомича, что он долго сидел как завороженный, рассматривая миниатюрные губки, точеный носик, остекленевшие голубые глаза без радужной и зрачков, тоненькие сросшиеся бровки... а после позвал соседей. Нет, не обман зрения, он не сошел с ума, все видели домового. А сучья Ковриха даже попортила это чудо природы, да... если бы все наперебой не уговаривали везти домовенка в Москву, он бы точно похоронил его вместе с Венерой, или не похоронил? Оставил бы себе на память... ясно, что бедняга не перенес разлуку с лошадью, надо же какая преданность... и наверняка у него нет родственников. Да, интересно, бывают ли у домовых родственники?