Не просто выглядел, а держался, жил, мыслил и чувствовал по сей день, можно сказать, как подросток, великовозрастный подросток... Особенность эта всегда бросалась в глаза; но сам он впервые осознал это во время службы в армии, а потом - в годы студенчества и после - даже нарочно лелеял в себе эту детскость и юность чувств и желаний, пока житейские неудачи не постигли его - от них он и поныне не совсем оправился, что было заметно и в его внешнем облике... Невысокого роста, худощавый, подвижный и стройный как мальчик, он имел лицо не то что полное, но по-юношески светлое, а между тем часто казался усталым, задумчивым и тихим до странности. Ходил он не в молодежных спортивных вещах по моде, а в строгом костюме, правда, редко в рубашке и при галстуке, чаще в свитере... Щеголял и в модном вельветовом костюме, что, впрочем, не бросалось в глаза, ибо он никогда не помнил, во что одет...
Был вечер. Возвращаясь домой, Стенин решил вдруг пойти в театр, так, шутки ради - он не был театралом. При входе предлагали лишние билеты, но он нарочно прошел к кассе, и тут его окликнули доверительным шепотом: “Молодой человек! Вам нужен один билет? На сегодня?”
- Да, - отвечал он с недовольным видом, хотя предлагала билет молодая девушка, безусловно хорошенькая и сознающая это.
- Вот! - обрадованно, словно обращаясь к хорошему знакомому, сказала она. - У меня как раз лишний... пропадает... Подруга подвела, - и она невольно улыбнулась, будто подумала: “Хотите - верьте, хотите - нет!”
- Подруга? - тотчас усомнился Стенин, отдавая ей деньги. - Может, жених?
Она рассмеялась, продолжая его обхаживать, хотя цели своей уже достигла и могла бы угомониться.
- Может быть. Вам не все равно?
- Не все равно.
- Почему же? Идемте, идемте! Кажется, был уже третий звонок, - звенел ее живой ласковый - даже чрезмерно, как казалось Стенину, - голос.
Оглядевшись в пустом фойе, они вошли в зал.
- Я хотел пойти в театр один, посидеть, так сказать, инкогнито, - наконец заговорил более любезным и все же весьма насмешливым тоном Михаил Стенин. - А теперь придется ухаживать за вами, вместо отсутствующей или отсутствующего.
Она повернула свое хорошенькое личико к нему и рассмеялась - тому, как он напускал на себя серьезный и даже недовольный вид, как мальчик, который с трудом (от смущения и волнения) выносит ласку старшей сестры или хорошенькой тети.
- Вам это трудно?
- Конечно, - ответил он. - Ухаживать за незнакомкой - по крайней мере надо иметь воображение.
С его точки зрения, у девушки был один, самый естественный для ее возраста “недостаток”: это молодость. Преимущество, которое так же трудно оспаривать, как и утверждать. А она ему показалась из тех, которые пытаются утверждать. И с билетом она подскочила к нему, явно рассчитывая на обаяние молодости. Разве можно ей отказать? Он потому и дерзил, что девушка, правда, понимала иначе: как своеобразное ухаживание человека в годах. Она наконец при ярком свете люстр разглядела своего нечаянного спутника - в первую минуту приняла его за юношу, за ровню, но теперь была готова посчитать стариком.
Вообще в нем была какая-то странность, не отталкивающая, а, наоборот, вызывающая любопытство и интерес. “Кто такой?” - тотчас хотелось спросить, и девушка потому, видимо, продолжала выказывать особую ласковую обходительность, что пыталась поскорее понять, кто он и почему такой. И когда они уселись на свои места, невольно держась вместе, она взглянула на него тем вопросительно-любопытным взглядом, какой он нередко замечал не только у женщин, но и мужчин.
- Вам любопытно знать, кто я? - он продолжал дерзить.
- А вам разве не хочется знать, кто я? - отпарировала она достойно, как ей казалось.
- Впереди у нас целый вечер. Я еще узнаю о вас все или почти все, - снисходительно и задумчиво произнес он.
- Как это?
- Каждым вопросом, каждым словом вы говорите мне о себе. А кроме того - глаза...
- Чьи глаза?
- Мои. И ваши... да, ваши молодые, еще не очень выразительные, глаза. Красивые - чего же больше? Но ведь еще нужна и душа?!
- Значит, вы полагаете, у меня нет души?
- Вам лучше знать.
- Нет, кто же вы все-таки? - рассмеялась она, не думая обижаться, а проявляя, так сказать, спортивный интерес.
Шел спектакль по пьесе, которая называлась так: “Взрослая дочь молодого человека”. В ней моложавые отцы предавались воспоминаниям о былой юности - не о целине или строительстве Братской ГЭС, а о том, как они боролись за узкие брюки и джазовый оркестрик, в конце концов победили, но это была, скорее, пиррова победа - строить жизнь на одних заимствованиях нельзя, что очевидно.
Читать дальше