Петр Киле - Таинства любви (новеллы и беседы о любви)

Алеша и сам был очень занят, но в ночь, когда Женя устраивалась на кухне готовиться к урокам, он ворчал. Расстраивалась и Женя: ей казалось, что она ничего не успевает, а главное, ничего не понимает в физике. «Не выдумывай, пожалуйста!» - сердилась мама. А Женя уже жалела, что выбрала как-то бессознательно физику, а, скажем, не литературу, как Софья Николаевна. Теперь Женя нет-нет да и уезжала к тете, чтобы поговорить о своих делах и тем самым отвлечься. Однажды она позвонила из школы, и Софья Николаевна сказала:

- Ты знаешь, объявился Кирилл! Он был у меня и обещал зайти...

- Кирилл? - И Жене вспомнилась зима в деревне: вид с холма - точно всю Россию завьюженную, просыпающуюся по весне видишь. - Ну каким ты его нашла?

- Он молодец! Очень похож внешне на отца, а пошел по стопам своего дяди, прирожденного интеллигента во всем, что, впрочем, было общей метой того времени, как я сейчас понимаю... Его оставили в аспирантуре, и место за ним сохранили. Мне показалось, у него к тебе какое-то чувство.

«Ах зачем нам Кирилл?» - подумала Женя и все же в первый свободный день поехала к тете с мыслью о нем.

Выйдя из метро, Женя не стала втискиваться в троллейбус, а не спеша зашагала по аллее с желтеющей листвой. Когда она входила в Таврический сад, переданный детям и носивший теперь название Городской детский парк, стал накрапывать дождик. Во времена раннего детства Жени сад с вековыми дубами и кленами, с чистыми прудами и с густыми зарослями трав у глухих уголков имел весьма запущенный вид, то есть более естественный, как островок леса в городе, в чем и состояло его очарование. Сад и в ту пору принадлежал детям, разумеется, вкупе с бабушками и дедушками, даже если последние приходили сюда посидеть на солнышке одни. Так же была устроена площадка с песком для малышей, и был театр, открытый, летний, на сцене которого выступали дети по праздникам. Стоял скромный дощатый павильон у пруда с названием «Игротека». Еще стадион, где осенью и весной проводились уроки физкультуры, а зимой заливался каток, - веселый, чудный мир для ребят. Это все было и осталось, лишь выстроили коттедж из серебристо-серого плитняка в середине сада, где организовали различные кружки - стрелков, футболистов, шахматистов, фотолюбителей, юннатов, как гласят объявления с забавными рисунками при входе в парк.

Сад теперь просматривался из конца в конец; можно подумать, вычищенный, он уменьшился вдвое. И Жене трудно представить, как здесь, в Таврическом саду, по словам Софьи Николаевны, до войны устраивались большие народные гулянья. Работал настоящий театр, цирк-шапито, был ресторан со множеством киосков, публика гуляла, каталась на лодках, играл духовой оркестр...

Одна эпоха сменила другую. Какая лучше - гадать нечего. Одни воспоминания у Софьи Николаевны, другие - у Жени, будут совсем иные у тех мальчиков и девочек, которых поспешно уводят домой мамы и бабушки, опасаясь дождя.

Женя под зонтиком неторопливо шла по аллее. Кажется, именно дождь, свежесть в воздухе под деревьями с мокрыми листьями, почти что сумерки и отдаленный шум города заставляли Женю вздрагивать, и она встряхивала головой, понимая, что это осень, и она несла, как зима, и весна, и лето, свои перемены в жизни, и Женя вдруг засмеялась, как в детстве.

Пройдет ли вдруг дождь, как весело было закричать: «Дождь пошел! Дождик!» - и спрятаться под грибок. Повалит ли снег, как радостно ловить снежинки, которые тают, еще не коснувшись ладоней. Но вот ты в школьной форме и чувствуешь себя, как артистка на сцене, да ты и на сцене, потому что и парта твоя, и класс твой, и школьные коридоры и лестницы - это ведь сцена, где ты то с важным видом, то с веселым и забавным играешь роль школьницы, хорошей, примерной, пусть не всегда это и удается, и сколько глаз наблюдает за тобой с одобрением или с легким порицанием! А вот однажды ты, уже большая, катаешься на катке и замечаешь впервые, как на тебя обращают внимание взрослые мальчики. Как стыдно это и весело!

Женя шла вдоль пруда. Дождь кончился, стало заметно светлее. Как ни мал теперь сад, а здесь поселились утки. Серые, крупные, подвижные, сидя на воде, словно играючи перемещаются вдоль берега. Утки всеми своими повадками напоминали Жене детей. Ясность и простота живой жизни исходили от них.

Женя переходила второй мостик, когда в воде засияла синева - это в расходящихся тучах выглянуло чистое небо. Отступили сумерки, и снова заблистал день, и тут показалась Софья Николаевна, завершающая свой круг.