Вероника Черных - Икона

– Да, конечно, – сказала Альбина.

Старая монахиня с ясными карими глазами удалилась, а журналистки сели на жёсткую скамейку и застыли в ожидании, разглядывая скудную обстановку в неярком свете жёлтых ламп.

Пять минут пролетело, десять прошло, тридцать проползло, скоро уж и час минет пустого ожидания. Альбина измучилась. Внутри её кипело раздражение и возмущение, которое она подавляла с трудом, вздыхая шумно, вставая, садясь, возводя очи горе.

Рина сидела спокойно, опустив веки. Она думала о Боге, Которого не знала и к Которому её прислали, чтобы она написала сугубо мирской материал, и пыталась представить вступление. Но получалось смешно.

– Она про нас забыла! – высказалась Альбина, меча молнии. – Сколько можно ходить? О чём там разговаривать так долго?!

– Не знаю, – призналась Рина. – Я в этой кухне совсем не разбираюсь. Наверное, так положено. Меня больше волнует, о чём писать и как.

– В смысле?

– Ну, описать по эпизодам, что я видела, что я делала, или о монашке какой написать.

– Поймёшь по ходу дела, – бросила равнодушно Альбина.

Её нетерпение возрастало. Что они там делают? Что можно делать так долго?!

Она была готова сама идти на поиски приставленной к ним монахини, когда та появилась с приветливой улыбкой на морщинистом лице и поманила их за собой.

– У нас нынче много паломников, – тихо пояснила она, – много суеты из-за этого. Вас придётся поместить в одну из наших келлий, на двухъярусную кровать. Одна сестра в больничке лежит, другая на пару дней в епархию уехала по делам обители, так что вы пока на их место.

– Тесно у вас тут, – сказала Альбина, оглядываясь.

Узкий, бежево крашенный коридор без цветов и картин. По обе стороны тёмно-коричневые двери. Переход из одного здания в другое кажется прозрачным из-за широких окон. Их келлия в самом конце корпуса. В комнате небольшой стол, двухъярусная кровать, на стене полка с богослужебными книгами и молитвословами. В «красном углу» икона и лампадка с горящей точечкой. Слева от двери платяной шкаф.

– Располагайтесь, – сказала монахиня Синклитикия, – через четверть часа я за вами приду.

Альбина дождалась, когда они останутся одни, и недовольно пробурчала:

– Опять её час не будет.

Осмотрелась. Из окна струилось раннее утро, едва намекавшее на свет. Рина быстро распаковалась. Вещей немного: сколько их тут надо на пару-тройку суток? Выглянула в окно. Силуэты вздымающихся сосен, вислых берёз…

Рина вздохнула. Как же ей написать о далёкой от неё, суровой и непривычной жизни так, чтобы читателям было интересно? Здесь, похоже, любое движение души напоказ. Как они живут? Да, к тому же, сплошной бабский коллектив. Никому не пожелаешь. Молитва молитвой, вера верой, а страсти те же, мирские, и нет им конца, и после самой смерти терзают. Нигде успокоенья нет, нигде…

Тогда зачем она, вера-то? Святыми люди рождаются, грешными живут, в страхе перед кончиной умирают, боясь обличений и потери своих страстей. Но об этом если напишешь – никто читать не будет. Здесь, видно, лавировать придётся: по верхам поведать о жизни, непохожей ни на какую иную – обмирщённую.

Тут, между прочим, и духовность обитает, но какая? Для чего? Кому? И в чём цель этой жизни? Рина сомневалась, что за пару дней получит исчерпывающие ответы, которые, к тому же, обывателям, читающим их журнал «Завражные карусели», непонятны и скучны. Зачем она согласилась ехать сюда в жуткий холод первого января? Сидела бы дома, доедала салаты, смотрела б телевизор или читала книжку…

Стук. Какие-то невнятные слова.

– Что? – переспросила Рина.

Альбина цыкнула:

– Тише. Это она молитву читает перед тем, как войти. Здесь так принято. С миром принимаем! – громко сказала она.

Посетительница оказалась совсем другой монахиней, лет тридцати пяти. Она поклонилась.

– Здравствуйте. Игуменья приглашает вас на литургию. После неё завтрак. Вы успели утреннее правило прочитать?

– Ещё нет, – спохватилась Альбина. – Но я возьму с собой молитвослов.

– Нет, теперь не надо. У вас платочки есть?

– Да, – сказала Рина, – меня предупредили: косынка, юбка, кофта с длинными рукавами, удобная обувь без каблуков.

– Совершенно справедливо, – улыбнулась монахиня. – Идёмте. Я – сестра Анисия.

– Рина Ялына.

– Альбина Стуликова.

Блокнот с ручкой Рина не взяла. Сперва надо впечатлений набраться.

В приоткрытые двери женщины увидели кухню, трапезную, медпункт, ту же прихожую, где они ждали сестру Синклитикию. Снова переход и лестница на второй этаж. В просторном зале – храм. Фигуры в чёрном молчаливы и неподвижны. Четыре монахини с юными чистыми лицами поют на три голоса странные мелодии с непонятными словами.