Свидание было назначено на небольшой улочке, пересекающей главный проспект европейского квартала, в самом центре города. Совсем рядом расположен крупный кинотеатр, а из конца улицы видна часть порта. Несколько раз я бывала там с Леллой мы ходили по магазинам, — но не чувствовала себя уютно. Большую часть жизни я провела в запертых домах или в серых коробках интернатов таких же глубоких, наполненных гулким эхом. На улице зеркала витрин посылали мне отражение потерявшейся маленькой девочки, готовой убежать. То была я.
Я пришла загодя. У кинотеатра я запаниковала. Начала надеяться, что он не придет, что все это мне приснилось. Я уже представляла себе, как спокойно вернусь домой. Позади я оставила безмятежный порядок, радушный, как теплое море. Снова увидеть те же лица, услышать те же голоса, убедиться, что ничего не изменилось. Что нашло на меня в эти дни? Откуда эта враждебность к Лелле? Нет. Я вернусь к прежней жизни, и вернусь с радостью.
Я оглянулась, собираясь бежать. На противоположном тротуаре собралась у выхода из кинотеатра группа европеек — загорелых, с вызывающим декольте. Мне стало не по себе, как если бы они могли заметить мое смятение. К ним подошли несколько молодых людей, одетых с изысканной небрежностью. Я вдруг обнаружила, что завидую непринужденности этих женщин: они тараторили, смеялись, запрокидывая голову, а меня, поскольку я направлялась на тайное свидание, словно придавливала к земле серьезность подобного поступка.
Звонок возвестил конец сеанса; на улицу хлынул поток людей. В этот миг я увидела Салима: свернув с проспекта на улицу, он направлялся ко мне. Толпа мешала мне его видеть. Внезапно я повернулась к нему спиной и устремилась прочь.
Я пришла в себя на бульваре, идущем вдоль порта. Оказалось, с перепугу я стискивала зубы. Я привалилась к стене. Попыталась взять себя в руки, ругая себя дурой. Целую неделю я думала об этом свидании и наконец решилась пойти. Отступать было негоже. Но сейчас я не могла избавиться от ощущения, что вся эта история перестала меня интересовать. Ждавший меня незнакомец не имел ничего общего с моей мечтой. Зачем я пришла сюда? Возбуждение сменилось скукой. Тут в моей памяти в очередной раз всплыл образ Леллы, и ко мне вернулись подозрительность и неприязнь. Нет, не найду я в доме покоя; только ложь. Я решительно повернула назад.
Смутилась я только в тот миг, когда, оказавшись перед ним, протянула руку, не поднимая на него глаз, и пробормотала:
— Здравствуйте, мсье…
Это наполовину проглоченное «мсье» показалось мне чересчур официальным, однако ничего другого я сказать не могла. Но его теплый голос неожиданно вернул мне уверенность в себе.
— Здравствуйте… Вы опоздали на пять минут, — добродушно поддразнил меня он.
Я не ответила.
Мы шли бульваром, на котором я перед тем остановилась. Я привыкала к голосу Салима, к его присутствию. Он говорил, я отвечала, словно знала его всегда. Время от времени в разговоре возникали паузы; я не чувствовала себя обязанной нарушить молчание. Я созерцала море, которое в первый раз видела так близко, замершие у причалов корабли, портовую суету, весь этот незнакомый мир.
Салим снова принялся меня расспрашивать. Впервые я без смущения отвечала на вопросы о себе. Рассказала о брате, о покойном отце и даже о Лелле, но так же сдержанно, как в свое время говорила о ней Мине. О себе он ничего не сказал, лишь мельком упомянул о знакомой мне Дудже, от чего мы оба пришли в легкое замешательство, поскольку она имела прямое отношение к нашей предыдущей встрече, которую мы по молчаливому уговору решили забыть. Я отвернулась полюбоваться морем, чтобы побыстрее истекли эти томительные секунды. Общее смущение сблизило нас, и я улыбнулась Салиму.
Потом мы зашли в кафе, где была тень и прохлада. За стойкой скучали две толстухи. Кафе я посещала впервые; оно оказалось безлюдным. Сидя напротив Салима, я все еще не решалась поднять на него глаза; за его спиной сквозь матовое стекло виднелось солнце оно спускалось словно бы для того, чтобы заполнить зал. Перешептывание женщин не нарушало моего оцепенения. Мне было хорошо.
Вскоре я начала рассматривать обстановку, обращая внимание на самые незначительные детали. Изредка я бросала осторожный взгляд на Салима, замечая то его блестящие черные глаза, то две морщинки между бровями, то пожелтевшие пальцы. Когда он поднялся, чтобы расплатиться, я рассмотрела его хладнокровнее; я вдруг вспомнила, что едва его знаю. Я бестрепетно оценивала его приятную наружность, худощавую фигуру, элегантную одежду. Но тут он приблизился ко мне и, пропуская меня, слегка коснулся моей руки, и от этого я испытала ощущение безопасности, отделившее меня от всего окружающего.
Читать дальше