Валентин Черных - Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник

Потом я медленно шел через парк, вдыхая резковатый весенний воздух, и увидел идущих мне навстречу двух крепких парней. В другое время мое сердце, наверное, понеслось бы вскачь, я бы уже прикидывал время и расстояние, чтобы добежать до проходной больницы, где всегда дежурила охрана. На этот раз я просто расстегнул куртку. Дорожка была узкой, втроем не разойтись. Я корректно сделал шаг в сторону, им оставалось или столкнуть меня в грязь, или последовать моему примеру. Они рассматривали меня, я рассматривал их. Вероятно, моя уверенность подсказала им, что со мною не надо поступать грубо, — они тоже посторонились, и мы корректно разошлись. Я по-прежнему шел не торопясь, чувствуя, что они остановились и размышляют, не догнать ли и не дать ли мне по шее, но не догнали и не дали.

Но все-таки произошло то, чего я опасался больше всего раньше. Статистика старого оружейника, что на его клиентов в среднем нападают один раз в жизни, не оправдалась уже через неделю. Я шел дворами с Нового Арбата на Садовое кольцо и в одном из дворов увидел, как пятеро парней били невысокого худого мужика. Он прикрывал голову и уже едва держался. Если упадет, его забьют ногами, — на парнях были ботинки, обшитые железными скобами.

— Долги надо отдавать! — требовал самый разъяренный.

— Ребята! — сказал я. — Если вы его забьете, он вам никогда не отдаст долг.

— Пошел вон, старый козел! — получил я в ответ.

Мне тридцать пять, им вдвое меньше, конечно, я для них уже старый козел. Но все-таки возразил:

— Не такой уж и старый.

Парни перестали бить, по-видимому осмысливая услышанное. Этих секунд мужику хватило, чтобы резко рвануть к Арбату: на переполненной улице он затеряется мгновенно. Но теперь вся ярость обратилась на меня, откуда-то в их руках появились железные прутья.

Настало время вспомнить инструкцию старика оружейника. Первый выстрел в воздух, второй по ногам ближайшего. Но, увидев их глаза: тупо-пустые от алкоголя или наркотиков, понял, что, если изувечу всех пятерых, я их не остановлю и не напугаю.

И я побежал. Они гнались за мною и не могли догнать, с каждой секундой отставая все больше и больше, — когда-то я хорошо брал четыреста метров с барьерами. У моих преследователей оказалось слишком короткое дыхание. От никотина, алкоголя и наркоты их легкие не выдерживали нагрузки даже на двухстах метрах.

Я выскочил у остановки, запрыгнул в отходивший троллейбус и сел на свободное место. Я не чувствовал ни страха, ни стыда, потому что у меня был «веблей-2-бульдог». Теперь я мог убеждать, защищать и даже убегать…

Семен Бурцев — плотный блондин, он считал себя плотным, а не толстым, сорока пяти лет, по происхождению из крестьян, чем он гордился, совсем недавно этому придавалось основополагающее значение при назначениях на руководящую должность — собирался в Японию.

Группа, которую возглавлял Бурцев, летела в Японию без переводчика. В группе кроме него были еще двое. Доктор наук Шишов, он два года проработал в Египте и знал английский, а Серегин, молодой кандидат, говорил по-английски, как по-русски, — новая генерация: заканчивал спецшколу, где преподавание велось на английском.

Бурцев не говорил ни на одном языке. Из деревни, когда он заканчивал среднюю школу, уехал учитель немецкого языка. Язык им стал преподавать учитель физкультуры! И когда в десятом классе вдруг выяснилось, что выпускники читали по складам, а считать могли только до десяти, им в аттестате зрелости, по решению отдела народного образования, в графе «иностранный язык» сделали прочерк. В заочном институте, который он заканчивал, ему обычно ставили «тройки». Что-то он читал, скорее угадывая, чем понимая, чего от него хотели. За последние годы Бурцев забыл даже те несколько слов по-немецки, которые знал в школе.

Гнетущее беспокойство из-за того, что он летел без переводчика и попадал в зависимость от Шишова и Серегина, не покидало его уже несколько дней. Раньше он выезжал за рубеж в составе делегаций только в страны народной демократии. Их встречали в аэропорту, везли в отель или резиденцию, обычно в средневековый замок, переоборудованный в первоклассную гостиницу. Проводились пленарные заседания, посещали один завод, один сельскохозяйственный кооператив, один музей. В конце пребывания — специальный магазин-распределитель, где дешево можно было купить хорошие вещи. На прощальном банкете обменивались подарками. Наши обычно дарили картину с видом на Московский Кремль, хозяева — нечто художественно-хрустальное, у нас тогда была мода на хрусталь. Местные товарищи говорили по-русски, все они заканчивали советские институты или партийную академию. Многих из них Бурцев знал лично.