Александр Беатов - Время дня - ночь

— Вместе с Романовым подошёл Наумов.

— Сам надень себе противогаз на зад! — огрызнулся Клац. — Чего пришли?

— В долю берёшь? — Романов остановился рядом с Сашкой.

— Нет! — Славка натянул на глаза очки, поправил на затылке резинку, их удерживавшую, и шагнул в дымную дверь Подвала, откуда сразу же послышался его кашель.

Романов и Наумов поздоровались с Волгиным за руку.

— Помогать пришёл? — поинтересовался Владимир.

— Да, хотел, вот, было… А он… — Саша мотнул головой в сторону Подвала, — говорит, что не надо…

— Ему, конечно, не надо! — Романов сплюнул в сторону со злости. — Ведь за свою "халтуру" он две сотни хапнет. Зачем ему с друзьями-то делиться! Он лучше подарочек купит своей Леночке!

— "Евреи, евреи, кругом одни евреи!" — ехидно пропел Наумов.

— Ну, уж не скажи! — продолжал Романов. — Его-то жёнушка — не еврейка! Смазливая бабёнка! А он, дурак, не понимает, что она ему рога наставляет! Очень он ей нужен, черномазый! А скажешь — не поверит! Обидится до смерти!

— А двусотенную-то перед ней выложит! — подхватил Наумов.

— Бабу на друзей променял сука! — Романов снова сплюнул на землю.

— Ничего! — Наумов тоже сплюнул, — Поймёт — поздно будет!

— Да, уж, конечно, она из него вытянет всё до нитки! А потом бросит дурака чернозадого! — Романов вытащил пачку "Столичных" и, протянув вперёд, предложил обоим ребятам.

Волгин отказался, а Наумов взял сигарету и закурил вместе с Романовым.

— А откуда вы знаете такое про неё? — поинтересовался Сашка больше из-за того, чтобы поддержать разговор, чем из любопытства.

— Откуда?! — возмутился Романов. — Да она почти со всем Заводом уже переспала.

— А они, что, женаты?

— То-то и оно: поженился, дурак, недавно втихоря! Никого из нас даже на свадьбу не позвал. Говорит — праздновал только с её родственниками. Своей родни у него нет… Он — детдомовский. Всё это — с её подачи. Не хочет, блядь, чтобы он с друзьями дружил… Думаешь, он ей нужен? Не он — а его квартира с автомобилем!

Романов жадно затянулся несколько раз, тяжело выпустил дым.

— Сегодня работы не будет, — добавил он, обращаясь к Сашке. — Черномазый всё сварит — и тогда мы будем доски на стеллажи класть. Я выбью сотню на это дело — раскидаем между собой поровну, а ему — хрен!

— Правильно! — согласился Наумов.

Володя подвёз ребят до метро.

— Приходите в Подвал через неделю, — сказал он на прощанье, приоткрыв окошко своего автомобиля. — А лучше — созвонимся заранее, чтобы все пришли одновременно.

Спустившись в метро, Волгин расстался с Наумовым, так как ехать обоим нужно было в разные стороны.

"Так он мне и позвонит!" — подумал Сашка, входя в подъехавший поезд. — "У них там своя команда сколочена… А меня терпят только лишь так, по старой памяти… И зачем я туда таскаюсь? Хочется доделать радиостанцию, конечно… Но конца работе не видно… Каждый раз придёшь — не успеешь просверлить двух отверстий — обязательно требуется работа для нужд Подвала".

Было жалко пропавшего вечера. Придя домой, Сашка почувствовал опустошение и усталость.

"Скорее спать", — подумал он, закутываясь в одеяло, — "Завтра — снова на Завод".

— Володя, а почему ты не ругаешься матом? — спросил Сашка дворника, неожиданно для себя сделав это открытие.

— Матом? А зачем? Русский язык и без мата достаточно богат. Так я считаю! — ответил Володя и добавил: — Ведь надо же как-то противостоять! Иначе засосёт!

— Что засосёт?

— Как что? — удивился дворник. — Жизнь!

— Значит материться — это жизнь, и ты противостоишь жизни?

— Наоборот. Без мата — нормально. А мат — это первобытный век, когда человек не умел или не умеет нормальными человеческими словами выразиться.

— Так-то оно так, — согласился Саша, — Но с матом как-то веселее! Можно пошутить послаще. К примеру, взять какой-нибудь анекдот. Хотя бы этот: Сидит Петька на рельсах, а к нему подходит Чапаев и говорит: "Что, твою мать, расселся?! А ну, подвинься!" — Сашка засмеялся. — Как же тут можно без мата, а? Будет не смешно.

— Почему — не смешно? Ты хотя бы понимаешь соль этого анекдота?

— Соль? Так, ведь, вся соль-то как раз в матерных словах: "твою мать…" и прочих!

— Эх! Старик! Ничего ты не понимаешь! Это же очень старый анекдот! И соль в нём вовсе не в матерных выражениях, а в том, что тут показывается тупость Василия Ивановича: зачем Петьке двигаться?

— Как зачем? Чтобы Чапаев сел рядом с ним.

— Зачем, спрашивается, двигаться — если рельсы — длинные?