Пол Боулз - Нежная добыча

Друзья из Табельбалы, в большинстве своем — тоже филалинские торговцы кожами, печально проводили их до окраины; затем попрощались и долго смотрели, как верблюды медленно удаляются к яркому горизонту.

— Если встретите региба, держите их впереди себя! — напутствовали они.

Опасность подстерегала их только в трех-четырех днях пути от Табельбалы; а через неделю они уже полностью минуют окраину земель, где кочуют региба. Погода стояла прохладная. Ночью они сторожили по очереди. Дрисс если не дремал, то доставал дудочку, и от ее пронзительных трелей дядя постарше с раздражением хмурился и отсылал его сидеть подальше оттуда, где расстелили одеяла. Всю ночь Дрисс играл печальные мелодии, какие вспомнятся: он полагал, что веселые песни уместны в «квартале», где человеку никогда не одиноко.

Когда сторожили дядья, они сидели молча, всматриваясь в ночь. Их было всего трое.

И вот однажды впереди возникла одинокая фигура — кто-то приближался к ним с запада по безжизненной равнине. Человек на верблюде; никого больше они, сколько бы ни озирали пустошь, не заметили. Караван приостановился; человек немного изменил направление. Они снова тронулись, и он тоже повернул верблюда. Сомнений не было — он хотел с ними говорить.

— Пусть подъедет, — проворчал старший дядя, еще раз оглядев пустой горизонт. — У нас ружья у каждого.

Дрисс рассмеялся. Нелепо даже допустить возможность каких-то неприятностей от одинокого всадника.

Приблизившись достаточно, фигура приветствовала их голосом, как у муэдзина:

— С’л’м алейкум! — Они остановились, не спешиваясь, и стали ждать, когда он подъедет. Скоро он снова окликнул их, и на сей раз ему ответил старший, но расстояние было еще велико, и человек не расслышал. Наконец, он подъехал настолько, что можно было разглядеть: его одежда не походила на одеяние региба.

— Он с севера, а не с запада, — решили они между собой. И обрадовались. Он подъехал совсем близко, однако спешиваться они не стали, а лишь важно раскланялись с верблюдов, не переставая пристально всматриваться в новое лицо и одеяние — не проскользнет ли где фальшь, которая может открыть им возможную правду: что человек этот — лазутчик региба, и те поджидают где-то на хаммаде, всего лишь в нескольких часах хода отсюда, или даже прямо сейчас едут параллельно тропе, догоняют их, рассчитывая настигнуть караван после наступления темноты, когда вокруг уже ничего не разглядишь.

Чужак, определенно, был не из региба; он был подвижный, веселый и бледнолицый, с небольшой бородкой. Дрисс поймал себя на том, что ему не нравятся маленькие живые глаза, которые, казалось, вбирали в себя все, ничего не выдавая; но так в нем мимолетно отозвалось лишь общее недоверие, рассеявшееся, как только они узнали, что человек — мунгари. Мунгар — святое место в этих краях, и его редких жителей уважают все паломники, что приезжают поклониться полуразрушенной святыне.

Пришелец не скрывал, что ему страшно одному в этих местах — как и того, как он рад встретить трех человек. Все спешились и сварили чай, чтобы скрепить дружбу; мунгари дал своего угля.

За третьей переменой он предложил им, поскольку их дороги почти совпадали, следовать вместе почти что до Таудени. Его яркие черные глаза перескакивали с одного филали на другого, а он рассказывал, какой он отличный стрелок и, конечно, по пути будет снабжать их добрым газельим мясом — или хотя бы аудадом. Филали призадумались; наконец, старший сказал:

— Договорились. — Даже если мунгари не проявит такой охотничьей сноровки, как бахвалился, их все равно в пути будет четверо, а не трое.

На третьей заре в величественной тиши восходящего солнца мунгари показал им низкие холмы к востоку от их пути.

— Тимма. Я знаю эти земли. Ждите здесь. Если услышите выстрел, приходите — это будет значить, что есть газели.

Мунгари ушел пешим, карабкаясь по валунам, пока не исчез за ближайшим гребнем. «Он верит нам, — подумали филали. — Он оставил своих мегари, свои баулы и одеяла». Вслух ничего не сказали, но зная, что каждый думает так же, к чужеземцу все потеплели. Они сели ждать в прохладе раннего утра, а верблюды их ворчали.

Вряд ли в этом краю окажутся газели, но если они тут есть, а мунгари — такой охотник, как уверяет, им на вечер досталось бы мечуи, а это хорошо.

Медленно солнце всходило по жесткому синему небу. Один верблюд неуклюже поднялся и отошел в сторону, рассчитывая на сухую колючку или кустик где-нибудь в скалах, хоть что-нибудь, оставшееся с того еще года, когда здесь выпадали дожди. Он скрылся из виду, Дрисс побежал его искать и вскоре пригнал к остальным, покрикивая: