В маленьком овраге светит зеленая луна, и у всех предметов необычные тени, то же с Геральдиной и со мной. Мы сидим рядом друг с другом на глыбе, ее рука на моем плече.
— Знаешь, Оливер, я тебе солгала.
— Когда?
— Сегодня после обеда. Когда я сказала, что смирюсь с тем, что ты любишь другую женщину. Это было ложью.
— Да, конечно.
— Не поступай необдуманно. Я говорю серьезно… Я… я не смогу смириться с тем, что ты любишь другую… Если я выясню, что ты ее любишь и кто она такая…
— Тогда ты должна обратиться к Ганси.
— Что?
— К хитрому Ганси, который все знает. Который тебя, впрочем, подставил с розой.
Улыбаясь, я все еще держал в руках эту красную розу.
— Это был Ганси?
— Да, — говорю я громко, чтобы он это слышал, в том случае если он недалеко, — это был милый Ганси, твой поверенный. И тебе придется пережить из-за него еще многое, если ты вскоре не поставишь его на место. А теперь мне надо возвращаться. И тебе тоже.
Она тотчас принимается хныкать.
— Это была только шутка…
— Это было серьезно.
— Нет, шутка… Я ведь не хотела бы тогда тебя совсем потерять. Если я успокоюсь, то побуду с тобой еще чуть-чуть. Оливер… ты ведь никогда меня не бросишь?
Возможно, Ганси и Вальтер недалеко…
— Я ухожу!
— Еще десять минут. Пожалуйста, — она быстро целует меня в щеки, рот, лоб. — Мог бы ты всерьез представить себе, чтобы я создавала для тебя всякие проблемы, стояла бы у тебя на пути?
— Нет, Геральдина, конечно нет.
Да, Геральдина, конечно да! Только трудности. Только заботы. Только и будешь стоять у меня на пути, и как долго это будет продолжаться?
Теперь она гладит мое лицо.
— Ты доверяешь мне, правда?
— Да, Геральдина.
— Мне не хватает доверия, ты знаешь. Только ты. Все девчонки не переносят меня.
— Вальтер доверяет тебе, я так считаю.
— Кто? — говорит она. Еще никогда в жизни я не слышал, чтобы слова произносились с таким презрением. — Ты доверяешь мне, а я тебе. Я хотела бы тебе все рассказать.
— Ты уже рассказала.
— Нет. Не только обо мне. О всех других девочках… Как это происходит в нашем доме… Ты бы умер со смеху…
Я смотрю на свои наручные часы.
Двадцать один час.
— Должен я… можно мне рассказать пару историй? Может, рассказать о Ганси в кустарнике? Или о Вальтере в кустарнике?
— Пожалуйста, Оливер. Рассказывай. Я не хочу больше ничего другого. Только еще чуть-чуть побыть с тобой. Я тоже расскажу только смешные истории, ладно?
Неожиданно мне становится жаль ее. Громкие смешные истории. Насколько смешны твои веселые истории, печальная Геральдина?
— Расскажи, — говорю я и глажу ее, и тогда она прижимается совсем близко ко мне и стонет от счастья.
— Я могу тебе рассказать, кто с кем ходит, если хочешь… у нас почти все имеют… но ни у кого нет того, что у меня! У нас есть симпатичная парочка — Гастон и Карла. Гастона ты уже знаешь. Карле только пятнадцать.
— Карле только пятнадцать, ты говоришь?
— Да.
— Но Гастону восемнадцать!
— Ну, и что? Это ведь всегда так. Все девочки встречаются с ребятами постарше. Ровесники слишком глупы.
— Ты находишь Гастона милым?
— Привлекательным.
— Он ходит танцевать каждый четверг в «А».
— Но ведь в «А» ходить запрещено.
— Здесь все запрещено! Ничего не разрешается. Если бы ты знал, как нам все это надоело! Многие нарочно ходят в «А»! Они хотят вылететь!
— Почему?
— Потому что хотят домой, к своим родителям!
— А другие? — говорю я.
— Какие?
— Те, которые не хотят вылететь. Что с ними? Я слышал, шеф повсюду имеет своих осведомителей. И среди официантов. Если один из вас неожиданно появляется, официант сразу звонит шефу. Это правда?
— Да, это правда. Но Гастону и Карле это безразлично. Они хотят вылететь.
— Они хотят вылететь?
— Да. И пожениться. Гастон так чудесно играет на пианино. Он мог бы сразу начать работать в джазовом ансамбле. И они ведь так любят друг друга!
И они ведь так любят друг друга!
— Но ты хотела рассказать мне забавные истории, Геральдина!
Я должен идти. Если я не уйду, мне придется говорить с ней о вещах, которые не имеют ничего общего с любовью. Иначе все начнется заново. Иначе она сравнит Гастона и Карлу с нами. Иначе…
— Расскажи что-нибудь смешное, Геральдина!
И она рассказывает мне всевозможные сплетни, рассказывает, как это смешно, когда все девочки по субботам делают косметические маски или когда поет Чичита: «Пигалль, Пигалль — это большая мышеловка Парижа. Пигалль, Пигалль — такой вкусный здесь шпик!»
Читать дальше