Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово

— Садитесь, — приглашает престарелая фрейлейн.

Мы оба садимся.

— Не бойтесь, Оливер. Не подумайте, что вы вместо школы попали в санаторий для душевнобольных. Ганси исключение. Большинство из тех трех сотен детей, что учатся у нас, вполне здоровы душевно. Здесь учатся дети известных актеров и писателей, инженеров, магараджей, пилотов, торговцев и даже маленький персидский принц. — Она вертит в руках книжку, которую принесла с собой. — Доктор Флориан проводит в нашей школе эксперимент, конечно с согласия родителей: мы время от времени помещаем в среду нормальных детей несколько трудных и пытаемся таким образом им помочь.

— И добиваетесь результатов?

— Почти всегда. Но это не наша заслуга!

— Чья же?

— Нормальных детей! Здоровые дети излечивают больных, — объясняет фрейлейн Гильденбранд и улыбается.

— Но бедный маленький Ганси! Он рассказал мне, что попытался убить себя, когда начались каникулы.

— Совершенно верно, — тихо проговорила фрейлейн Гильденбранд. — Он сделал это из страха перед своей матерью и господином Фареншильдом.

— Так он действительно существует?

— К сожалению, да. У нас есть несколько трудных детей, но с Гансиком дела обстоят ужасно. Я уже больше года занимаюсь с ним, но какого-либо улучшения так и не наступило. Вы не поверите, но он самый жестокий ребенок во всей школе.

— Русоволосый маленький кале… — Я замолкаю.

Старая дама согласно кивает.

— Маленький, русоволосый Ганси, да. Сегодня утром он до смерти замучил кошку. Мы услышали пронзительное мяуканье. Но когда наконец нашли его, кошка была уже мертва. Поэтому я снова посадила его поиграть.

— Играть? Его не накажут?

— Наказанием ничего не добьешься. В игре он может выплеснуть свою агрессию. Вы же видели ту бойню, которую он учинил. Каждый человек время от времени бывает агрессивным. Случается, что даже абсолютно нормальные дети бросают ножи или топор в прекрасные старые деревья.

— И вы не наказываете их?

Старушка отрицательно качает головой.

— Нет, — говорит она, — пусть лучше пострадают деревья, чем люди. — При этих словах она роняет книгу, которую вертела в руках до сих пор. Она наклоняется вперед и шарит по ковру, но ясно, что она не видит книгу, которая лежит прямо перед ней, и я испуганно думаю, что она не наполовину, а совсем слепая.

Я быстро поднимаю книгу и отдаю ей. Она улыбается.

— Большое спасибо, Оливер. Ох уж этот электрический свет! На самом деле я отлично вижу. Но при электрическом свете… — Ее улыбка гаснет, и она сидит в течение нескольких секунд молча. Затем резко выпрямляется и быстро произносит: — Ганси пережил много страшного. Он родился во Франкфурте. Отец бросил мать на произвол судьбы и исчез, когда Гансику было три года. Мать и сейчас еще хорошо выглядит. Она стала сначала танцовщицей, затем проституткой. Потом подхватила какую-то тяжелую болезнь и не могла больше работать. — Фрейлейн Гильденбранд рассказывает об этом по-деловому спокойно. — Она попала в беду. Я ее хорошо знаю. Она совершенно асоциальна и немного слабоумна. Когда ей было особенно плохо, она придумала связывать Гансу руки и ноги и оставлять его так лежать по три часа до и после обеда, иногда и дольше.

— Но зачем!?

— Чтобы сделать из Ганси калеку, конечно. И это ей удалось. Его позвоночник уже никогда не выпрямится. Голову он тоже не сможет держать прямо.

— О Господи! — Только и мог сказать я. — Мне плохо, я ничего не понимаю.

— Но это так просто, Оливер! Мать хотела сделать из сына попрошайку. И ей это удалось. Она одевала его в жуткую рванину. Он стоял возле самых шикарных ресторанов и ночных клубов и приносил в те времена много денег. Такой искалеченный ребенок трогает сердце каждого, не так ли?

— Что же, и соседи по дому ничего не заметили?

— К сожалению, слишком поздно. Попрошайничать она выпускала его ближе к вечеру и тайно, а искалеченный позвоночник может быть и следствием естественного заболевания. Ганси же молчал. Мать пригрозила, что убьет его, если он проронит хотя бы слово. Только когда ему исполнилось пять лет, вмешалось управление по делам молодежи. Кто-то заявил.

— И?

— Ее судили, так как Ганси все рассказал представителю этого управления, несмотря на весь свой страх. В зале суда он, правда, отказался от собственных слов. Таким образом, доказательств против матери не было. Ей назначили штраф за то, что она посылала сына попрошайничать.

— И это все?

— Ганси отдали в приют. Собственно, он побывал во многих приютах. Мать устроилась служанкой к некоему господину Фареншильду. Она была уже здорова. И, как я сказала, красива. Три года назад они поженились. Теперь мать Ганси хочет его вернуть. Но все не так просто… — Голос старушки становится тише. Она наклоняется и шепчет, будто не хочет, чтобы кто-нибудь, кроме меня, ее услышал: — Вы ведь не расскажете об этом шефу?