Собиан Хайес - Девушка с зелеными глазами

— А детство Женевьевы? Оно было совсем несчастливым?

Я закатила глаза:

— В принципе, да. Но она была очень проблемным ребенком. Сколько бы людей ни пыталось ей помочь, в итоге она все равно оказывалась в одиночестве.

Эти слова неожиданно возымели ужасный эффект. Мама выглядела потрясенной и, закусив кулак, начала громко всхлипывать, дрожа всем телом.

— Кэти, я должна была вмешаться. Мы обе были молодыми матерями, но у меня были твои бабушка и дедушка, которые могли меня поддержать, у нее же не было никого… Если бы только на несколько минут раньше, я бы успела…

— У тебя было достаточно собственных проблем, — успокоила я.

— Я разрушила две жизни…

Я присела на колени рядом с маминым креслом.

— Мама Женевьевы погибла, потому что не смогла отказаться от наркотиков даже ради собственного ребенка. Она не поняла всей ответственности и заплатила высокую цену.

Мамины губы разошлись в беззвучном «о» от отчаяния, как у напуганного ребенка.

— Я не имею права судить, я сама была ужасной матерью.

— Ты не была ужасной матерью, — ответила я. — Я никогда не чувствовала себя несчастной или отвергнутой.

Мама не приходила в себя, и я злилась, что так бездарно ее успокаиваю.

— Эта ноша теперь всегда со мной! — воскликнула она. — Ты никогда не сможешь скрыться от собственного прошлого, как ни старайся.

— Я собираюсь поговорить с Женевьевой, — заявила я. — Убедить ее, что ты не сделала ничего плохого.

Мама упрямо покачала головой и выпятила нижнюю губу.

— Держись подальше от этой девушки. Она собирается заставить меня поплатиться… и добирается до меня через тебя…

— Больше этого не повторится, — настаивала я. — Она больше не может обидеть меня, потому что я знаю правду.

Мама неожиданно осела в кресле.

— Правда — это не всегда то, что нам кажется, — с трудом произнесла она.

Больше не было смысла говорить о чем-либо. Мама замкнулась в себе и в своих мыслях удалилась куда-то далеко, в места, куда я никогда не смогу за ней последовать.

Я помогла ей дойти до постели, и она уснула за несколько минут. Я некоторое время разглядывала ее лицо. Мне казалось, что признание облегчит ей душу, но это было заблуждением. Даже во сне ее лоб был все равно сморщен и губы дрожали, будто она вспоминала о чем-то. Но теперь она рассказала мне все, дала волю своему волнению и сможет исцелиться. Между нами больше не существовало секретов.

Я отправила Люку длинное эсэмэс, рассказывая, что произошло и как в итоге разрешилась загадка, и поблагодарила его за помощь. Как ни странно, долгожданное облегчение было пронизано грустью, ведь из нас с Люком вышла отличная команда. И в итоге он оказался прав — загадка не оказалась ни страшной, ни непостижимой, просто еще одна печальная история о женщине, которая не смогла взять верх над обстоятельствами. Мама была свидетельницей, которая поневоле оказалась втянута в ужасное происшествие, и последствия этого были значительными и по сей день. Никто не знал, как Женевьева узнала правду, но это уже было и не очень важно. Единственное, что оставалось, — убедить ее, что мама пыталась ей помочь, чтобы она наконец оставила нас в покое. Итог — вот в чем мы все остро нуждались.

Платье было настолько тонким, что казалось, будто еще немного, и оно ускользнет, как песок сквозь пальцы. Потребовались все мое терпение и усидчивость, чтобы сложить разорванные стороны, а цвет ниток вообще невозможно было подобрать, потому что ткань постоянно меняла оттенок в зависимости от освещения. Как только мне казалось, что я выбрала нужную нить, цвет менялся снова. Я решила зашить его с изнанки и сделала что-то вроде «кошачьей колыбели», [6] Старинная детская игра, при которой нить или бечевка, надетая на пальцы играющих, складывается в различные узоры. чтобы слои нитей сами поддерживали друг друга, затем аккуратно соединила порванные части. Если бы ткань была хоть немного светлее, мне бы уже не удалось провернуть подобное, но в конце концов разрыв стало невозможно разглядеть.

Мы договорились собраться у Ханны в семь. Мама захотела взглянуть, что я себе купила, и я в платье красиво проплыла по лестнице вниз, а в конце немного покружилась.

— Ух ты, какое превращение. Ты потрясающе выглядишь.

— У нас будет что-то вроде генеральной примерки перед балом.

У мамы все еще было изможденное, вытянувшееся лицо, но она хотя бы пыталась радоваться за меня.