У нее никогда не было собственного дома. Вначале они с матерью жили в коммунальной квартире с соседкой-старухой. Старуха умерла, и мать захватила ее комнату. Как только старуху увезли в морг, они с матерью выставили ее мебель и поставили свою.
«Ничего, — сказала мать, — утрутся». К ним попытались подселить другую семью, но мать кричала, что она обольет себя бензином и сожжет на Красной площади у Мавзолея Ленина. Такое уже случалось. И от них отстали. Потом они эту квартиру в центре разменяли на две однокомнатные на окраинах. Так она получила отдельную квартиру. Частная это собственность или государственная, ее не волновало. Все вокруг принадлежало государству: магазины, железные дороги, самолеты. О собственной даче она не думала. И чего думать о неосуществимом? Она знала, что купить дачу ни она, ни мать никогда не смогут. Но, выезжая за город, она видела за заборами дач молодых женщин, которые тоже дач не покупали. И она ведь могла выйти замуж за молодого человека, у родителей которого могла быть дача.
Теперь, когда она присмотрелась к этим справным, покрашенным голубой или зеленой краской (предпочитали именно эти цвета: коричневый — слишком мрачно, беж — ярко, красный — вызывающе), то впервые осознала, что поддержание этой исправности требовало усилий каждый день. Чтобы все это не развалилось, надо ремонтировать прохудившееся, подбивать, подкрашивать. Но это при готовом, а им предстояло перестроить. В эти дни она поняла, что в деревне не справиться ни одному, ни вдвоем. Может быть, поэтому в деревне такие большие семьи — работы хватало на всех.
Она знала, что у Шарова есть сын, уже взрослый. Она знала, что они изредка встречаются, но особой близости между ними не существовало. Теперь, когда Шаров явно не справлялся с тяжелыми работами, в одно из воскресений появился сын. Такой же, как и Шаров, приземистый, длиннорукий и плотный. Они начали менять стропила. Работали молча, что называется, понимая друг друга с полуслова.
Весна в том году оказалась ранней и дружной. Остатки снега стаяли в три дня. На участке давно ничего не сажали, земля слежалась.
— Осенью будет плохо с картошкой, — сказал Шаров-младший.
— Посадим, — сказал Шаров-старший.
— И огурцы бы, и помидоры, и капусту.
Шаров-старший кивнул.
В следующую субботу они начали вскапывать участок лопатами. Шаров-старший всаживал лопату, переворачивал пласт земли, разбивал его. Три движения: вонзить, перевернуть, разбить. Отец и сын методично перелопачивали участок. Она попробовала помогать, но быстро выдохлась. Когда участок вскопали, появилась сноха Шарова, жена его сына. Высокая, полногрудая, с мощными бедрами. Такая родит хоть десятерых. Оказалось, что она из той же деревни, что и Шаровы. Бывая в деревне наездами, Шаровы присматривались к рослой, красивой девочке. Такую в Москве они бы не заполучили. Шаров-старший помог ей поступить в институт. Нынешней зимой она вышла замуж за его сына.
Сноха привезла рассаду помидоров, высадила на гряды. Мужчины натянули целлофан, опасаясь заморозков. Шаровы на время оставили работы на доме и принялись за забор: посаженное надо защитить. На двух самосвалах завезли штакетник. Врыли цементные столбы, прикрепили к ним брус и начали набивать штакетник. Следом за мужчинами шли они со снохой, олифили и красили. Сорная трава стала забивать гряды, и они пололи, пололи, пололи. Потом наступила жара, и они носили воду и поливали, вначале только утром, а потом и вечером.
Шаров прорубил второй, отдельный вход, и она поняла, что половина дачи предназначалась для снохи и сына. И не она теперь становилась главной женщиной на даче, а сноха, которая умела все: и копать, и окучивать, и полоть, и варить варенье, и мариновать, и солить, и сушить.
В середине лета выяснилось, что сноха беременна, уже на третьем месяце. Мужчины освободили ее от тяжелых работ, и она ходила по участку выпятив живот и даже платья носила тесноватые, чтобы живот выпячивался наиболее отчетливо. Ей показалось, а может быть, так и было, — сноха теперь с нею разговаривала покровительственно, снисходительно.
Она, конечно, могла бы родить, но Шаров не заговаривал о женитьбе, он как будто присматривался к ней: сгодится или не сгодится в будущем хозяйстве. Ее явно испытывали на терпение и прочность.
После очередной закупки материалов, необходимых для штукатурки стен, она заглянула в главную сберегательную книжку Шарова. Она знала, что строительные материалы дорогие, но не предполагала, что настолько. Деньги у Шарова заканчивались, и она вдруг осознала, что этой осенью они с Шаровым никуда не поедут: ни в Индию в туристическую поездку, как планировали раньше, ни на юг, в санаторий. У нее износилась дубленка, и она ждала удобного случая, чтобы сказать об этом Шарову.
Читать дальше