Валентин Черных - Женщин обижать не рекомендуется. Сборник

Сердце при упоминании фамилии Бурцева сразу увеличило количество ударов. Это моя фамилия. Только через несколько секунд я поняла, что это написано про моего отца. Он ушел от матери больше десяти лет назад, я была еще студенткой. Ушел к своей секретарше, потом появилась эта «мисс Россия». Ее фотографии я видела в модных журналах. Красивая, с классическими формами — 90–60–90 — совсем молодая женщина.

Мать ненавидела отца, я приняла ее сторону. Отец расстроил мое замужество. Он считал невозможным, чтобы я вышла замуж за еврея, который собирается эмигрировать в Израиль. Отец не был антисемитом, но управлял главком в Министерстве морского флота. Тогда не поощрялось, если дочери ответственных работников выходили замуж за иностранцев или евреев, которые могли эмигрировать на свою историческую родину.

Я вышла замуж за русского, Милёхина, хорошего парня и хорошего инженера, и не пригласила отца на свадьбу. Он обиделся. О рождении моей дочери, своей внучки, он узнал от общих знакомых. Он прислал роскошную коляску, десятки пакетов бумажных пеленок, распашонок и детскую одежду года на три вперед. Я была в школе, и моя мать не приняла отцовских подарков, отослав их отцу с той же машиной, на которой подарки привезли. Мать сообщила мне об этом с гордостью. Я позвонила отцу и извинилась. Когда отец узнал, что я развелась с Милёхиным, он приехал в школу и там впервые увидел свою внучку Анюту. Мы втроем пообедали в ресторане «Баку». Он дал мне денег. Много денег. На эти деньги я отремонтировала квартиру, купила новый холодильник, японский телевизор и стиральную машину. Я все ждала, что мать спросит, откуда у меня такие деньги. Но она не спросила.

На кухонном столе в фарфоровой вазочке стояли карандаши и фломастеры: я часто проверяла на кухне тетради.

Я обвела фломастером заметку в газете и протянула матери:

— Прочти.

— Потом.

— Это касается нас, прочти сейчас.

Мать надела очки и, как мне показалось, читала очень долго. Наконец она сказала:

— Доигрался.

— Надо к нему ехать.

— Я и на его похороны не поеду!

Мать, узнав о романе отца с секретаршей, потребовала, чтобы он собрал вещи и убрался из квартиры, которую, между прочим, получил он. Небольшую, двухкомнатную, в блочной пятиэтажке, и мы должны были вскоре переехать в дом улучшенной планировки. Но когда отец ушел от нас, он отказался от новой квартиры, потому что у секретарши была большая трехкомнатная квартира в центре Москвы. А мы с матерью так и остались в пятиэтажке. Потом, женившись на «мисс Россия-92», он построил коттедж на Рублевском шоссе. За последний год я несколько раз была у отца в его доме. «Мисс-92» мне нравилась, она занималась бизнесом, готовилась к открытию своей школы фотомоделей.

Я быстро оделась: юбка, ситцевая кофта, удобные босоножки. Я всегда ждала лета, потому что девять месяцев в Москве каждый выход из дома — это как сбор в небольшую экспедицию — утепляешься в морозы, страхуешься на случай дождя…

Вначале подорожало такси, потом кофе и, наконец, сигареты.

— Я им этого никогда не прощу, — сказала Римма и теперь всегда голосовала против президента, мэра, депутатов Государственной думы.

Я подняла руку. Первой остановилась «Нива».

— В центр, к институту Склифосовского.

Водитель задумался на две секунды, просчитал, вероятно, пробки на Тверской, на Садовом кольце, отрицательно качнул головой и резко рванул с места.

Шофер «Волги» с государственным флагом на номерах, значит, обслуживает правительство или администрацию президента, осмотрел меня. По-видимому, моя одежда не гарантировала высокой оплаты, и он, даже не спросив, сколько я заплачу, мягко тронулся.

Еще трое отказали мне. «Шкода» — еще с каплями воды на ветровом стекле, значит, выехал не больше двух-трех минут назад, из нашего микрорайона, — притормозила, и водитель, большой, полный белесый мужик, назвал сумму:

— Пятьдесят.

Я молча захлопнула дверцу «шкоды». От раздражения хлопнула чуть сильнее, чем требовалось. Водителя будто подбросило на сиденье.

— Ты чего хлопаешь? Чего хлопаешь?

В таких случаях отвечать бессмысленно. Я снова подняла руку, но водитель уже выскочил из машины, перехватил мою руку. Я почувствовала силу зажима и поняла, что надо гасить: этот может и стукнуть, и просто толкнуть, и я отлечу на железные ограждения за тротуаром, и хорошо, если отделаюсь синяками. Он уедет, а мне придется обращаться в травмпункт.

— Ну извини, — сказала я. — У меня отец в реанимации. Достал ты меня. За двадцать минут — пятьдесят тысяч. Я за эти пятьдесят тысяч три дня в школе должна горбатиться, не пить и не есть. Ты ведь из нашего района? Твои дети в пятьсот сороковой учатся?