Жаклин Арпман - Орланда

Орланда впрыгнул в хвостовой вагон на последних словах извечно жестокого предупреждения о неминуемом «закрывании дверей». Из-за обрушившегося на него урагана эмоций он конечно же забыл в туалете свой рюкзачок и вынужден был вернуться, рискуя опоздать к отправлению. Алина была не слишком спортивной, так что, несясь на всех парах по перрону, маневрируя среди толпы в зале ожидания и легко перепрыгивая через груды чужого багажа, Орланда упивался новообретенной физической ловкостью. Он молод, тело, новое тело пребывает в отличной форме, а душа двенадцатилетнего ребенка радуется, вновь обретая, казалось бы, безвозвратно утраченную размашистость походки и прежнюю силу. И вот он в поезде, а у него даже дыхание не сбилось, и он смеется — небесам (прикройте глаза, святые угодники!) и женщине с миллионом свертков, которая бежала следом за ним по перрону (но она-то задыхается от натуги!). «Позвольте мне помочь вам!» — говорит он, почти насильно отбирая у нее чемодан. Дама хмурится, у нее недоверчивый вид, Орланда не настаивает и, занеся ее багаж в ближайшее купе, идет по проходу дальше, чуть насмешливо поклонившись на прощание. Он хочет найти Алину, а для этого ему предстоит пройти восемь или десять вагонов, он держит сумку над головой, ловко пробираясь мимо пассажиров, ищущих свои места, он улыбается — нет, смеется! — и никто не узнал бы в нем сейчас того молодого человека, мучающегося головной болью, что сидел в кафе. Поезд набирает скорость и закладывает длинный вираж, выруливая к северу, но Орланда даже не покачнулся — он балансирует, как танцор, в такт толчкам, какой-то пассажир провожает его взглядом, но он не замечает… Он ищет Алину.

Она сидит, слегка склонившись и поставив ноги на банкетку, погруженная в чтение научно-фантастического романа, который Орланда заставил ее купить у Смита. Он чувствует укол ревности, слегка кривится, но быстро утешается, сказав себе: не пройдет и часа, как угрызения совести заставят ее вернуться к Вирджинии Вулф. Точно зная, что Алина никуда не выйдет из купе, он идет назад, к вагонам второго класса. В первом по счету он видит группу школьниц, возвращающихся после каникул: они шатаются туда-сюда по вагону, возбужденно что-то обсуждают, он морщится и идет дальше. Так, а тут у нас что? Молодой человек с плейером слушает какую-то дикую музыку, несколько солдат, едущих в отпуск, похрапывают, лежа на полках, мать семейства пытается урезонить троих шумных отпрысков.

— Лучше доплатить разницу! — говорит он сам себе и возвращается в первый класс.

Впрочем, это не понадобилось: встретившийся с Орландой в проходе контролер пробил его билет, мало заботясь о том, что станет делать дальше этот пассажир. А Орланда выбрал купе, в котором сидели несколько мужчин, показавшиеся ему бизнесменами в деловой поездке: один из них лихо нажимал на клавиши ноутбука, пристроенного на столике, другой перебирал какие-то папки с делами, третий едва оторвал взгляд от журнала, когда Орланда начал убирать сумку на полку.

— Это что же, мне придется скучать целых три часа?!

Он мгновенно понял, что чувствуют подвижные дети, запертые в замкнутом пространстве. «В их возрасте я уже научился беспрекословно подчиняться желаниям матери, мог часами сидеть, уставившись в какую-нибудь книжку, и молчать, пряча нетерпение. Да уж, я хорошо помню поездки к тете Адели! Они вполне могли потягаться с путешествиями Пруста, а Урскамп вряд ли уступал в занудности Комбре». Эти рассуждения до крайности раздражили Орланду, и он вышел в коридор, похлопал себя по карманам в поисках сигарет, но был разочарован: Люсьен Лефрен не курил.

— Сигарету?

«Журнальный» господин с улыбкой протягивал ему пачку «Кэмела». Реакция Орланды была мгновенной: «Я не люблю светлый табак!» — но он тут же спохватился: «Почему это я не люблю? Светлый табак не выносит Алина!» И он взял сигарету.

— Благодарю вас.

— Не за что.

Любезный пассажир щелкнул зажигалкой, привстал: некоторые люди, давая прикурить, заставляют вас наклоняться к пламени или, напротив, так резко выдвигают руку с зажигалкой вперед, что рискуют подпалить вам волосы, и приходится в панике отшатываться. Иногда зажигалка «отъезжает» сантиметров на двадцать вправо, вы изгибаетесь, провоцируя судорогу, да еще вынуждены благодарить. Алина, которой с детства внушали, как невежливо отвергать оказываемую вам любезность, придумала хитрый выход: она купила себе очень дорогую изящную зажигалку от Картье или Дюпона, не знаю, я в этом не сильна! — производившую на окружающих столь сильное впечатление, что они смущенно прятали в карман десятифранковые «одноразовки». Орланда, ожидавший привычного неудобства, удивился, когда незнакомец подвел пламя точно к концу его сигареты, поднял глаза и затрепетал: этот мужчина уступал в элегантности парижанину с Северного вокзала, но его пристальный взгляд и легкая — приглашающая — улыбка стоили дорогого кашемирового пальто! Алине был хорошо знаком подобный взгляд — она никогда не могла его выдержать: настойчивый, жесткий, заманивающий, подавляющий… Выдержать — значит, согласиться, секундная задержка — и пути к отступлению отрезаны, ты сдался. Орланда задрожал. Прикурив, он шагнул назад, прислонился к окну, удивляясь, что его завлекают, — его, который собирался сам провоцировать все и вся вокруг! «Надо же! Как удачно я выбрал себе обиталище!» — подумал он. Люсьен Лефрен действительно очень хорош. Орланда спросил себя, как происходит « кадреж », если тот, кого « кадрят », — мужчина. Вы живете с матерью? Мы с вами не встречались? Нет, это явно не то. В голову пришла фраза Жюпьена — «Какой же у вас снаряд!» , но тот произносил этот изысканный комплимент потом, после того , да к тому же у Люсьена были узкие бедра и аккуратная поджарая задница. Собеседник чуть отодвинулся от Орланды, не отпуская его взгляда, и спросил, куда он едет.