Орланда просидел всю ночь, скрючившись на ступеньках. Два или три раза в подъезд входили люди, но никто никогда не поднимался пешком, так что его не заметили. Алина, дрожа от страха быть застуканной, трижды покидала квартиру, подходила к нему, прижималась.
Так не может продолжаться .
На рассвете Орланде пришлось уйти; утро оказалось невыносимым. Около двух часов Альбер и Алина обедали в своей просторной кухне, и тут она воскликнула:
— Черт, я поняла, почему так дергалась вчера! Какой ужас, я едва не забыла! Мне нужно подготовиться к завтрашнему семинару, а я дотянула до последнего, отвлеклась на твой приезд, и у меня все выскочило из головы. Нужно бежать на работу — все бумажки там. Я поработаю два-три часа, а потом мы встретимся у моих родителей — так будет проще всего.
Она вихрем пронеслась по квартире, схватила сумку, ключи и пальто, не оставив ему времени на возражения.
Алина явилась на улицу Малибран десятью минутами позже Орланды: он стоял посреди комнаты, озираясь вокруг себя и решая, что возьмет завтра с собой.
Алина никогда не была в убогой комнате Люсьена Лефрена. Отстранившись от Орланды, она огляделась и удивилась — он сам отреагировал точно так же, когда впервые попал сюда.
— Думаю, это и есть бедность.
— Ну уж нет, — возразил Орланда, — не забывай о его сбережениях.
— Чтобы жить вот так, молодой человек должен был обладать определенной самоотверженностью.
— Или быть одержимым страстью к деньгам.
— Страсти делают нас стоиками.
— Больше всего раздражает то обстоятельство, что я не знаю, снял он эту дыру с мебелью или кое-что все-таки принадлежало лично ему!
Точка. Конец эпитафии Люсьену Лефрену.
— Я вовсе не жажду забирать отсюда что бы то ни было из этих «сокровищ», но и оставлять его барахло нельзя — придется возвращаться, а это ужас как неприятно. Интересно, съемщик может позвонить хозяину и спросить: «Дорогой мсье, этот шкаф, он мой или ваш?»
— Съемщик — нет, подружка, которая не очень в курсе что и как, — да.
— Я буду в отъезде, и ты этим займешься для меня!
— Ладно, если хочешь, я позвоню завтра утром.
— Чудненько! Я соберу только постельное белье, одежду и Бальзака!
Решив практическую сторону дела, Орланда принялся опустошать шкаф и складывать рубашки в рюкзак. Алина смотрела на него: он был весел и спокоен — как всегда.
— Полагаешь, мы можем продолжать так, как сейчас? — спросила она.
Он поднял на нее удивленные глаза:
— Тебя разве что-то не устраивает?
— А тебе нравится сидеть на ступеньках лестницы и ждать, когда я — крадучись — выйду к тебе?
— Подумаешь! Изобретем что-нибудь другое!
Он счел несвоевременным предлагать ей уйти от Альбера.
— В конце концов, главное — правильно все устроить. Сейчас мы импровизируем, и я признаю, что прошлая ночь явно не удалась. Зато прошлый уик-энд мы провели великолепно, так ведь?
Алина почувствовала, что начинает нервничать.
— Я не сообщу тебе ничего нового, сказав, что за десять лет совместной жизни мы с Альбером впервые провели конец недели не вместе!
Орланда пожал плечами:
— Не волнуйся. Мы вместе, нам хорошо, так что все перетолчется.
— Не будь ребенком. Ты не видишь дальше собственного носа. Чтобы ускользнуть из дома, я черт-те чего наплела Альберу! Он поверил — на сей раз, но больше это не пройдет. Вообрази: он проснется ночью, а я — на лестнице!
Следующие десять минут они общались, как двое глухих, каждый долдонил свое: «Мы что-нибудь придумаем…» и «Нет, мы ничего не сможем поделать…» , и в конце концов Орланда выпалил сакраментальное «Ну, так уйди от Альбера!» , чему Алина нисколько не удивилась. Она ужасно побледнела.
— Значит, ты готов разрушить мою жизнь без малейших колебаний.
— Вот-вот, приехали! Твоя жизнь! Твоя жизнь! Я ее вел, эту жизнь, и сбежал, как только выпал шанс! Не понимаю, что в ней такого уж ценного! Ты скучала и грустила, а я расцветил твое существование. Без меня ты станешь прежней занудой.
Он в раздражении повернулся к ней спиной, взял с полки стопку кальсон, положил поверх рубашек. Алина увидела маленький черный револьвер и вздрогнула.
— Будь же благоразумен! — попросила она сдавленным голосом. — Попытайся вообразить наше будущее — мы же будем прикованы друг к другу, как сиамские близнецы! Сам видишь — мы оба все хуже переносим раздельное существование. Ты должен вернуться.
Читать дальше