Дэвид Бэддиэл - Сука-любовь

В этом кабинете велись беседы с пенсионерами с целью определить, насколько расстроены либо их умы Альцгеймером, либо их тела каким-либо из тысячи естественных недугов, доставшихся их плоти; по результатам беседы устанавливалось, какая именно требовалась опека.

Миссис Эндрюс и мистер Панджиит справлялись с этой работой, надо отдать им должное, наилучшим образом. Их тон был умеренно жизнерадостным, а вопросы — терпеливыми, какими бы бестолковыми ни были ответы Сильвии. Эмма и Джо были вынуждены привести сюда Сильвию. Двумя неделями ранее они зашли к ней домой и обнаружили Бориса лежавшим на ее кровати: на нем были надеты три вязаных джемпера Сильвии, пара ее колготок, четыре разных носка на лапах и пятый на хвосте. На голове у него была пластиковая шляпа, какие носят обычно пожилые леди. «Ему холодно!» — протестовала Сильвия. Ему не было холодно. Борис был мертв. Эмма объяснила это своей матери, деликатно опустив наиболее вероятную причину смерти, которой, судя по внешним признакам, был голод. Сильвия разрыдалась.

На следующий день после похорон Бориса Джо пришлось лететь сломя голову с работы после телефонного звонка обезумевшей Эммы, сообщившей, что ее мать пропала Джо проехал двадцать три мили на юго-восток Лондона только для того, чтобы обнаружить ее шагавшей по Пепис-Роуд и заглядывавшей в каждую урну. Когда он вышел из машины и спросил ее, чем она занималась, Сильвия ответила: «Ищу свою собаку. Нигде не могу ее найти». В конце концов он уговорил ее вернуться с ним домой — «Но я вас не знаю!», — и Эмма была вынуждена снова сообщить ей о том, что Борис умер, после чего Сильвия снова разрыдалась. Сценарий этого события разыгрывался затем в различных вариантах на протяжении недели с небольшим. Они дошли до точки, когда Эмма, несмотря на природную чувствительность, повесила в комнате матери большой плакат с надписью «Собака мертва». К сожалению, этот плакат только напоминал ей по утрам о собаке, и ее по-прежнему тянуло по вечерам выйти из дома и бродить по улицам, будоража район Вулиджа криками «Борис!». Было в этом какое-то утешение: по крайней мере, она крепко держит в своей памяти имя пса, не путая его с именем собаки, которая была у нее в детстве, — темно-коричневой гончей по кличке Нигер.

Это было тяжелое решение, но Джо убедил Эмму его принять, и ради Сильвии, и ради себя самих; Эмма не имела возможности присматривать за ребенком и за своей матерью одновременно, как бы сильно она ни ценила семейные узы.

— Так… еще всего пару вопросов, миссис ОʼКоннелл, — сказала миссис Эндрюс, бледная женщина с парой неудачно разместившихся на носу родинок. — Сможете ли вы мне сказать… кто сейчас премьер-министр?

Сильвия нахмурилась и наклонилась вперед, опершись руками о колени.

— О-о. Этого я должна знать. Я действительно должна. Не подсказывайте…

Никто и не подсказывал. Установилась тишина.

— Оʼкей, — сказал мистер Панджиит, — а что насчет… дайте подумать. А! Член королевской семьи, трагически погибший недавно в автомобильной катастрофе. Вы знаете, кто это?

Сильвия снова нахмурилась и почесала в затылке.

— Король Эдвард?

— Нет…

Она ахнула.

— Ну, конечно, нет! Он ведь не умер, так? Он всего лишь отрекся. — Она засмеялась. — Не знаю, что на меня нашло.

Мистер Панджиит снисходительно улыбнулся.

— Давайте еще раз, миссис ОʼКоннелл. Какой сейчас год?

— О, вот это я знаю. Тысяча девятьсот… какой-то, не так ли?

— Так…

Джо посмотрел на сосредоточенный профиль Сильвии. В ней еще сохранилась красота, подумал он. Иногда болезнь Альцгеймера, словно возвращая ей невинность, делала ее моложе.

Лицо мистера Панджиита за очками в тяжелой черной оправе излучало дружелюбие.

— Нет, вылетело.

Мистер Панджиит глубокомысленно кивнул.

— Тысяча девятьсот девяносто седьмой, миссис ОʼКоннелл, — сказал он, приходя на помощь.

— Да, ну конечно же!

— Я смотрю, ваш брат еще жив, миссис ОʼКоннелл? — спросила миссис Эндрюс.

— Джерри! О да. Здоров, как пара старых резиновых сапог!

Джо перегнулся через стол; интервьюеры наклонили к нему головы.

— Умер в восемьдесят третьем. Того, что еще жив, зовут Денис… — прошептал он.

Миссис Эндрюс, проворчав, повернулась к Сильвии:

— Хорошо, хорошо. Угу… посмотрим… — она пошелестела страницами. — Ваш пес. Как он поживает?

— О, я не знаю. Борис! Борис!

— Правильно. Хорошо, я думаю достаточно.

Мистер Панджиит сделал еще пару записей. Появилось ощущение, что беседа подходит к концу, дело сделано.