— Я прочитал где-то, что музыка оказывает благотворное влияние на еще не рожденных детей, — проговорил он, пока его пальцы бегали по струнам.
— Бог мой, Вик, — сказал Джо, в который раз поражаясь способностям Вика, — ты классный гитарист. И какого хрена ты тратишь свой талант на «Файндус»?
Вик пожал плечами, — его последняя работа заключалась в рекламе блинчиков карри.
— Есть какой-нибудь эффект? — спросил Джо.
— Ты знаешь, по-моему, есть… — сказала Эмма, барабаня пальчиками по пупку и с восхищением глядя на Вика; тот улыбнулся и, продолжая играть, поднес гитару на вытянутых руках к животу Эммы.
— Может, тебе стоило бы приходить и играть ему. Меня бы это тоже успокаивало.
— Ох, дорогая, все будет хорошо, — сказал Джо.
— Кто бы говорил, — Эмма поморщилась. — Тебе, возможно, и будет.
— Тебе страшно? — наивно спросил Вик.
Эмма расхохоталась, что иногда с ней бывало, гортанным хриплым смехом с ирландскими нотками.
— Еще бы, аж поджилки трясутся.
Вик посмотрел на Джо: теперь уже тот пожимал плечами.
— Да, вот уж, действительно, дело, в котором мужчина не может помочь советом…
— А почему бы тебе не попробовать, — сказал Вик, — проецировать свою боль на кого-нибудь другого?
Эмма выпрямилась:
— Что ты имеешь в виду?
Он прислонил гитару к софе.
— Когда мне было двенадцать, я как-то играл в школе в футбол и вывихнул плечо.
— О господи, — вымолвил Джо — это не история ли с Грэхемом Уэйлом?
— Заткнись. Никогда бы не подумал, что это поможет. Конечно, там было море слез, я раскорячился на нашей никудышной спортивной площадке, и наш физрук, он был еще судьей, — мистер Брэнстон…
— Как в «Удаленном»?
— Да, как в «Удаленном», он встал на колено и прошептал мне на ухо: «Я собираюсь вправить тебе сустав. Будет очень больно. Скажи, кого ты ненавидишь на площадке сильней всего?» Я ответил сквозь слезы: «Грэхема Уэйла. Это он сбил меня с ног». — Вик на секунду прикинулся маленьким плачущим мальчиком; Эмма рассмеялась. — И тогда мистер Брэнстон прошептал мне: «Оʼкей. Это происходит не с тобой. Это происходит с Грэхемом Уэйлом. Ты всего лишь вуду-кукла Грэхема Уэйла». И я представил это. Я сконцентрировался на этом. Я представил, что я и есть этот Грэхем-долбанный-Уэйл — воняющий тухлыми яйцами, в узких брюках и с прической, которую его мамаша делала ему при помощи горшка. А затем мистер Брэнстон вправил мне плечо.
— И что, — сказала Эмма, — было не так больно?
— Я чуть не кончил. — Эмма и Джо дружно рассмеялись. — Но, возможно, было бы еще больней.
— А Грэхему Уэйлу тоже было больно в тот момент? — спросил Джо.
— Я не заметил. — Вик вытащил из кармана маленькую серебряную шкатулку вместе с несколькими бумажками «Ризла» и пачкой сигарет и все это сложил на попавшийся под руку компакт-диск.
— Вик… — осторожно сказал Джо, жестом указывая на сигареты. — Не сейчас, когда осталось две недели до…
— О… пардон.
— Да ладно, забей, Джо, — сказала Эмма. Джо насупился; Вик держал на весу диск с наваленными сверху припасами, глядя куда-то между Эммой и Джо, словно в ожидании, какое решение все-таки будет принято.
— Честно говоря, дорогой, — продолжала она, дотронувшись до плеча Джо, — с одного косяка, выкуренного пассивно, ничего ему не сделается. За исключением, может быть, того, что он появится на свет с улыбкой и сразу попросит батончик «Марс».
Вик рассмеялся и положил компакт-диск перед собой. Джо пожал плечами, зажав мочку между большим и указательным пальцем, он чувствовал себя нелегко, частично оттого, что его еще не родившемуся ребенку причиняется потенциальный вред, частично оттого, что его выставили полным кайфоломщиком.
— Но я все еще делаю это иногда, — сказал Вик.
— Что именно?
— То, чему меня научил мистер Брэнстон. Когда меня ждет нечто действительно ужасное, я представляю, что это произойдет с кем-то другим. С кем-то, кто мне не нравится.
— Немного жестоко, не кажется? — сказал Джо.
Вик ухмыльнулся:
— Все равно ни с кем ничего дурного не происходит, разве нет?
— Ты, наверное, был любимчиком мистера Брэнстона? — спросила Эмма, улыбаясь.
— Не знаю, — сказал Вик.
Его руки привычно заворачивали коричневые комочки из табакерки в бумагу «Ризла».
— Не думаю, что я был ему по душе после того, как он познакомился с моим отцом на одном из родительских собраний.
— Это почему же?
Вик лизнул край самокрутки.
— Мистер Брэнстон сказал: «Я склонен думать, что отлично лажу со своими учениками. Они называют меня Пикли. Из-за моего имени, как вы можете догадаться». И тут подал голос мой папа: «Точно. Должно быть, есть еще другой мистер Брэнстон, которого мой сын называет мистер Яйцеголовый».
Читать дальше