Татьяна Батенёва: Внучка, Жук и Марианна

Вот они с Алексеем на первом экзамене в университете, сидят за соседними столами, и он вдруг подмигивает, заметив, что девчушка явно полумертвая от страха… Вот они уже в обнимку бродят по Воробьевым горам — в благоухающей сирени заходятся соловьи. Вот снимают крошечную комнатку у зловредной старухи Серафимы Петровны — над ее ядовитостью, засаленным халатом и шишками среди реденьких волос даже смеяться сил нет. А вот уже после выпуска едут в родной Алешкин Питер — ей он сразу сказал, что непременно вернется только домой, — и провожающая их бабушка вытирает глаза платочком с кружевной каемочкой…

«Двенадцать лет вместе, всю взрослую жизнь. Как это случилось? Как я могла допустить, что Алексей, мой Алешка, с которым мы с упоением строили планы на всю дальнейшую жизнь, верный рыцарь, друг и брат, мой любимый и единственный, как он тогда сказал? «Ты сильная, ты все понимаешь, с ней я стану, наконец, самим собой…» А со мной, значит, ты был сам не свой? А как же наши ночи, наши бессонные ночи, наши мечты о ребенке, нет, двух детях — мальчике и девочке? И наши общие проекты — да-да, те, что потом ты с такой легкостью «довел» с Вероникой…»

Катя помнила, как вмиг остыло тогда ее сердце, стало глыбой льда, как даже кожа, всегда теплая, покрылась тонкой ледяной корочкой. Она стала ходить какой-то ненатуральной механической походкой, а лицо застыло маской — когда она улыбалась клиентам, ей самой казалось, что ледяная корочка на лице трескается и осыпается с шелестом…

Зато в голове все кипело и взрывалось. Именно тогда она стала работать сутками, тогда родились лучшие ее проекты. Вот тот социальный ролик про мальчишку-беспризорника она придумала в первую же ночь после того, как Алексей ушел… Мальчуган роется в мусоре и находит выброшенного плюшевого медведя с полуоторванной лапой. Прижимает его к себе, шепчет: «Хочешь, я теперь буду твоей мамой?» Вероника, стальная Вероника, и та прослезилась, увидев ролик. И агентство получило первый приз на международном конкурсе социальной рекламы…

«Только приз этот ты получал с Вероникой, а не со мной, и на вечеринке по этому поводу даже не упомянул, что придумала победный ролик я, а не ты и не Вероника… А я улыбалась, чокалась с вами и старалась не заплакать».

Катя потрясла головой, чтобы отогнать надоевшие, как больной зуб, мысли.

«Что же с бабушкой?! Неужели она умрет? Что это значит: приезжай попрощаться? Нет, она не поступит так, не оставит меня одну-одинешеньку на белом свете! Надо принять душ, собраться и бежать на работу, чтобы застать Веронику, подписать заявление на отпуск. Ах да, надо же позвонить! Когда же я в последний раз разговаривала с бабушкой? Неделю, нет, девять дней назад?» Катя быстро перебирала кнопки на телефоне: зуммер запищал далеко, словно в космосе, — звонок, второй, третий… Она представила, как заливаются оба бабушкиных телефона — один на кухне, и второй, параллельный, на столике у кровати. В доме тихо, пахнет сухими травами, повсюду стоят вазы с неизменными букетами — весной с веточками, летом и осенью с цветами, зимой с высушенными бессмертниками… Нет ответа. Бабуля, что же с тобой случилось? Где ты, неужели в больнице? И кто отправлял телеграмму?

Под мелким противным дождем Катя добежала от метро «Невский проспект» до особняка, где размещалось их рекламное агентство. Знакомый охранник небрежно кивнул в ответ на ее «здрасте». Поднялась на третий этаж, раскрыла мокрый зонт в своем отсеке — большая комната была разгорожена легкими серыми перегородками на клетки, но все равно вся жизнь тут протекала, как на юру. Мельком посмотрелась в зеркальце, пригладила растрепавшиеся волосы и пошла к начальству.

Офис Вероники был устроен на высоком подиуме и отгорожен стеклянной стеной с затейливыми жалюзи — когда ей надо было, хозяйка кабинета просто закрывала их и оказывалась в полном уединении, но большую часть дня жалюзи были раздвинуты, и владелица агентства могла наблюдать за своими сотрудниками сверху.

Вероника уже была на работе, как всегда элегантная, свежая, в стильном сером костюме и белой блузке. Присев на край стола, она машинально гладила пальцами дорогую цепочку белого золота на своей эйфелевой шее и болтала по телефону, по привычке обворожительных женщин столь же машинально строя глазки невидимому собеседнику. На столе стояла простая стеклянная ваза с огромным букетом белых нарциссов.

— Можно? — Катя заглянула в дверь.

Вероника призывно поманила ее рукой, не прерывая разговора. Наконец попрощалась, весело улыбнулась Кате: