Татьяна Батенёва: Внучка, Жук и Марианна

Марианна смутно помнила, как он пришел и в дом к Бабушке, мял толстыми пальцами Марианнин живот, потом больно уколол ее длинной иголкой… Очнулась она на подстилке у батареи от страшной боли, живот был перетянут бинтом, голова кружилась, а рядом сидела Бабушка и горько плакала.

Что произошло с ней, Марианна не понимала, но точно знала, что виноват в этом Тот Человек. Она долго тогда болела, пряталась по темным углам, не подходила к Бабушке… А когда выздоровела, вылизала длинный шрам на животе, ободрав вокруг него шерсть, и поняла, что в ней что-то навсегда изменилось.

Она больше не металась по дому, учуяв запах влюбленного в нее красавца Барсика из дома напротив, не отвечала на домогательства драного Васьки. Ей вообще все коты стали безразличны, а кошек она стала гонять и кусать при каждом удобном случае, испытывая мстительную радость. Возможно, ее ненависть была вызвана тем, что те каждый год приносили по десятку-другому котят, а у нее их больше не было.

Единственный ее малыш, серый пушистый комочек Тиша, которого незадолго до визита Того Человека так быстро отняла у нее приехавшая из столицы противная Полина Ивановна, остался тоскливым воспоминанием. И даже фото вальяжного котяры, которое Полина Ивановна привезла через пару лет и долго невежливо тыкала им в Марианнину мордочку со словами: «Ну, посмотри на сыночка, полюбуйся, какой красавец»! — не произвело на нее никакого впечатления.

Тиша был маленький, уютный, мягко урчал, когда давил лапками на ее живот, сосал молоко… В дородном котище на фото не было ничего от ее родного малыша. Марианна на всякий случай длинно царапнула толстую руку Полины Ивановны и, пока та верещала и требовала йоду, выскользнула за дверь и долго отсиживалась в сарае…

— Марусь, ты что, не слышишь, что ли? — гавкнул Жук. — Я кого спрашиваю?

— Не гавкай, — сверкнула глазом Марианна, — все я слышу. Не знаю я, что с нами будет. Узнаю — тогда скажу. — И, мотнув пушистым хвостом, ушла в дом.

Катя проснулась часов в шесть утра, как будто что-то толкнуло ее под сердце. Она поднялась с узенькой кушетки, которую притащила в бабушкину комнату с вечера, подошла к кровати.

Бабушка лежала на спине, ровно положив руки поверх одеяла. Лицо спокойное, морщинки разгладились, на губах полуулыбка. Но Катя сразу горько поняла: неживая.

Она тихонько позвала, дотронулась до руки — холодная.

Катя села у ног бабушки, слезы текли из глаз сами, капали на одеяло.

— Что же ты, бабуля, не позвала меня? — горько спросила Катя.

Бабушка молчала, легко улыбаясь.

Катя покружила по дому, пытаясь собрать мысли. Надо же что-то делать… Вспомнила про наказ бабушки обращаться к соседу. Упрямо наклонила голову — угрюмый дядька был бы последним, к кому она хотела обратиться за помощью.

Так, надо вызвать доктора, сама себе поручила Катя. Позвонить в амбулаторию, обязательно в школу — бабушкины коллеги как раз и захотят, и смогут помочь. Еще рано, в школе наверняка никого нет… Она еще раз потерянно подошла к бабушке в глупой надежде, что ей только показалось, что бабуля сейчас откроет глаза и скажет обычную присказку: «Куда ночь — туда сон, пора вставать!» На кровати сидела кошка, напряженно смотрела на Катю.

— Уходи отсюда! — Катя досадливо махнула на нее рукой. — Видишь, что случилось? Тебе тут не место, иди на улицу.

Кошка странно посмотрела на нее, тяжело спрыгнула на пол, пошла к двери. Как смотрит, подумала Катя, будто все понимает. Она выпустила Марианну на двор, потом открыла верхний ящик комода. Там и правда в идеальном порядке лежали тщательно сложенные вещи: белая сорочка, бумазейные чулки в резиночку, вишневое шелковое платье, кружевной шарф… Под ними обнаружился большой запечатанный конверт. Завещание, поняла Катя, но тут же запихнула его поглубже — тяжко было бы сейчас доставать, читать…

Она оделась, расчесала волосы, завязала их черной лентой. Промаявшись до полвосьмого, позвонила в амбулаторию, потом в школу…

Машина погребения завертелась. Пришел пожилой благообразный доктор Геннадий Трофимович, выписал справку о смерти. Потом прибежала заплаканная медсестра Тоня, заохала у постели, сказала, что «обмоет и обрядит». Потом пришла группа взволнованных учительниц, наперебой советовавших Кате, куда поехать за гробом, венками и еще чем-то, где заказать отпевание, к кому обратиться на кладбище и в церкви.

— Бабушка же вроде неверующая была? — робко сказала Катя.