Пол Боулз - Полночная месса

Когда заходило солнце, а из оазиса к гостинице поднимался прохладный воздух с горчинкой древесного дыма, она вдыхала его в комнате и бросала все, чем бы ни занималась. Надев бурнус, она поднималась по лесенке на крышу. Там лежало одеяло, на котором она принимала солнечные ванны по утрам; фрейлейн Виндлинг растягивалась на нем, сохранившем жар ушедшего солнца, и глядела на закатное небо. Одной из радостей дня было смотреть, как свет меняет оазис внизу, когда сумерки и дым от вечерних костров постепенно обволакивают долину. Всегда наступал тот миг, когда оставался лишь размытый контур, ровный и точный, скопление глинобитных призм, образующих деревню, и группа высоких финиковых пальм у входа в нее. Вот уже скрывались из вида дома, мало-помалу исчезала высочайшая пальма, и, если не появлялась луна, оставалось лишь угасающее небо, острые края камней в хаммаде [11] Каменистый участок в пустыне, откуда ветром сдуло песок. и простор тумана, что стелился по долине, но не добирался по скалам к гостинице.

Раза два каждую зиму деревенские женщины приглашали фрейлейн Виндлинг поискать с ними растопку среди безбрежных барханов. Свет слепил нестерпимо. Ни одной веточки или стебелька на песке, и все-таки женщины, бредущие босиком вдоль хребтов, определяли места, где прятались корни, наклонялись, обнажали их и выкапывали.

— Ветер оставляет знак, — говорили ей женщины, но она не понимала, как определить этот знак и что общего у невидимых корней в песке и ветра. «У них сохранилось то, что мы потеряли», — думала она.

Увидев пустыню и ее людей, она преобразилась; сейчас ей казалось, что до приезда сюда она совсем не соприкасалась с жизнью. Фрейлейн Виндлинг твердо верила, что каждый прожитый здесь день укрепляет ее стойкость. Ее восхищало грубое здоровье местных жителей; ее собственное было таким же крепким, но ей казалось, что ее тело, в сущности, хуже, раз она белая и образованная.

Всю работу в гостинице делал тихий человек с печальным лицом по имени Буфельджа. Он работал здесь, когда фрейлейн Виндлинг впервые приехала много лет назад, и теперь казался ей такой же частью пейзажа, как холмы за долиной. После обеда она часто сидела за столом у камина, в одиночестве раскладывая карты, пока поленья не переставали давать тепло. В отеле столовались два молоденьких французских солдата из соседнего форта. За обедом они пили много вина, и ее раздражало, что их лица постепенно краснели. Поначалу солдаты прикасались к своим кепи, прощаясь с ней, и, подавляя смех, говорили: «Bonjour, madame», но потом перестали. Фрейлейн Виндлинг радовалась, когда они уходили, и наслаждалась тем, как умирает огонь, пока он еще алел, раздуваемый ветром, врывавшимся в широкий дымоход.

Ветер почти всегда налетал в начале дня — ровный, мощный, он ревел в тысячах пальм оазиса внизу и завывал под каждой дверью в гостинице, заглушая далекий шум деревни. В этот час фрейлейн Виндлинг раскладывала пасьянс или просто сидела, глядя на сгоревшие поленья, которые рассыпались перед ее взором. Потом выходила на террасу — высокую, светлую, точно палуба огромного корабля, плывущего сквозь день пустыни, — и спешила в свою комнату, чтобы взять свитер и трость и отправиться на прогулку. Иногда она шла на юг, держась реки, вдоль подножия безмолвных утесов и по изогнутым теснинам к заброшенной деревне на самом солнцепеке прямо на повороте в ущелье. Отвесные стены за деревней отбрасывали жар, и воздух, попадавший фрейлейн Виндлинг в горло, обжигал. Иногда она шла еще дальше — туда, где в скалах были пещеры с высеченными в камне животными и символами.

Возвращаясь по дороге в деревню, укрытой зеленой тенью самой гущи пальм, фрейлейн Виндлинг всегда замечала компанию мальчишек, сидевших на повороте — там, где дорога поднималась на холм к лавкам и деревне. Они сидели на корточках, тихонько беседуя, на песке за перистыми ветками гигантского тамариска. Подходя к ним, она здоровалась, и они всегда откликались, на секунду замолкали, пока она проходила, а потом снова начинали говорить. Судя по всему, о ней мальчишки не упоминали ни словом, и все-таки в этом году ей порой казалось, что когда она проходила мимо, их голоса чуточку менялись, словно бы переходили в другую тональность.

Уж не посмеиваются ли над ней? Этого она не знала, но поскольку мысль появилась впервые за все годы, проведенные в пустыне, фрейлейн Виндлинг решительно выкинула ее из головы. «К новому поколению нужен новый подход, если хочешь установить с ним контакт, — думала она. Вот я и должна его найти». Тем не менее, она жалела, что не было другого способа попасть в деревню, кроме главной дороги, где неизменно собирались мальчишки. Легкая неловкость от того, что ей приходится идти мимо, омрачала удовольствие от прогулок.