Владимир - Лёд

– Я и не хочу знать, – выпустил дым Дато. – Каждый дрочит, как он хочет. Главное, что он не радиоактивный. И не токсичный.

– А ты проверял?

– А как же.

– Тогда тем более – подложить можно куклу. Чего, заморозим два ведра воды. И пиздец! – хохотнул Лом.

– Зеленый ты. Хоть и парился, – зевнул Дато.

– Им уже подкладывали, – пробормотал Солома, считая доллары.

– Кто? – спросил Лом.

– Вовик Шатурский. А потом его нашли. На помойке, блядь. С перерезанным горлом.

– Бля! – удивился Лом. – Так это… погоди! Он что, и лед возил тоже?

– Возил. До нас с Гасаном. Они с Жориком вместе и возили.

– А теперь вместе подземным бизнесом занимаются. – Солома захлопнул кейс, передал Дато.

– В акционерном обществе «Мать сыра-земля». Слыхал про такое? – улыбался Дато. – Перспективная контора. Хочешь, телефончик дам?

Дато с Соломой засмеялись.

– Бля, – удивленно качал головой Лом, не отрываясь от дороги. – А я думал, Вовика пиковые загнули.

– Нет, братан, – положив кейс на колени, Дато забарабанил по нему короткими пальцами, – это не пиковые. Это бубновые.

– А как же? А это… Дато, скажи, а вот этот лед, он вообще… – продолжал Лом.

Дато перебил:

– Какой, блядь, лед! О чем ты со мной трешь, пацан? Лед! Пиковые! Жорик! У меня более серьезные вещи в башке!

– Чего такое? – притих Лом. – Мэрия опять, что ли?

– Какая, блядь, мэрия!

– Шишка опять нагадил?

– Какой, на хуй, Шишка!

– С Тарасом, значит?

– Ка-а-а-акой, блядь, Тарас?! – гневно выкатил глаза Дато. – Детское питание, еб твою мать! Вот, блядь, самая важная вещь на свете!

Мгновение все ехали молча.

Потом заржал Солома. Лом непонимающе уставился в зеркальце на Дато.

Дато откинулся назад и залился восточным мелко-переливчатым смехом.

Проехали метро «Теплый стан».

Потом метро «Коньково».

Лом тоже заржал.

10.02.

Кабинет вице-президента «Тако-банка». Мосфильмовская ул., д. 18.

Узкое и длинное пространство кабинета, серовато-коричневые стены, итальянская кабинетная мебель. За изогнутым волной столом из испанской черешни сидел Матвей Виноградов:50 лет, маленький, черноволосый, узкоплечий, остроносый, худощавый, в хорошо сидящем костюме из лилово-серого шелка.

Напротив сидел Боренбойм.

– Моть, ты извини, ради бога, что я тебя затеребил с утра пораньше, – потянулся Боренбойм. – Но сам понимаешь.

– Да ну что ты, – отпил кофе Виноградов. Взял со стола ту самую карту VISA Electron:

– 69 тысяч, да?

– 69, – кивнул Боренбойм.

– И пин-код написан. Круто. Дело серьезное, Боря. Такие подарки плохо пахнут.

– Очень.

– Слушай, и никто ничего тебе, не звонил, не наезжал, да?

– Абсолютно.

Виноградов кивнул.

Вошла Соколовас бумагой в руке: 24 года, стройная, в салатовом костюме, с непримечательным лицом. Протянула бумагу. Виноградов взял, стал читать:

– Я так и думал. Свободна, Наташенька.

Она вышла.

– Ну и чего? – нахмурился Боренбойм.

– Они сделали совсем по-простому. Вполне легально, в соответствии с ЦБ и Гражданским кодексом. Значит: даритель оформляет основную карточку на паспорт какого-нибудь бича, а одновременно в заявлении указывается желание оформить и дополнительную карточку. На твое имя. При получении карточек основная карточка на подставного бича изымается и уничтожается. Остается только твоя. Найти этого бича, в твоем случае – Курбашаха Радия Автандиловича, родившегося в городе Туймазы 7 августа 1953 года, практически невозможно. В каких мирах обретается сейчас этот Курбашах – один Аллах знает. Сделано с толком, в общем. Хотя…

– Что?

– Я бы сделал еще проще. Есть уж совсем анонимный продукт: VISA Travel Money. Там вообще нет имени владельца. Не пользовался?

– Нет… – недовольно отвел глаза Боренбойм.

– Любой Петров может завести эту карточку и отдать ее Сидорову. У меня был прецедент. Одна баба продала в Киеве шесть квартир, и чтобы не везти бабки через хохляцкую таможню, попросила сделать себе эту VISA Travel Money. Но есть одна проблема: лимит одноразовых операций в наших русских банкоматах – не более 340 баксов в день. Короче, эта баба почти пять месяцев доила автоматы, как коз, а потом кончилось тем, что один автомат проглотил ее карту, а она…

– Моть, что мне делать? – перебил его теряющий терпение Боренбойм.

– Знаешь что, Борь, – Виноградов почесал свой лоб костяным ножом, – надо тебе с Толяном переговорить.

Соколова вышла.

– Он у себя? – нервно качался в кресле Боренбойм.