Джоанн Харрис - Персики для месье кюре

Но вместо епископа я увидел старую Оми Аль-Джерба, медленно бредущую по улице, и маленькую Майю, которая бежала впереди, смешно подпрыгивая, как часто делают дети. Несколько непривычно было видеть жителей Маро по эту сторону моста, но, как мне говорили, после событий, имевших место неделю назад, их визиты в Ланскне стали делом вполне обычным.

Майя первой добежала до моего дома, строго посмотрела на меня из-за ограды и заявила:

— Ага, наконец-то ты встал! — И в этих нескольких словах таилось величайшее осуждение.

— Ну, я довольно-таки тяжело болел, — попытался оправдаться я.

— Джинны не болеют! — не сдавалась Майя.

Видимо, даже мое печальное вызволение из подвала ничуть не поколебало веру Майи в потусторонние силы. Ее не тронуло даже мое откровенное признание, что я священник. Мрачно на меня глянув, она сообщила:

— А у Дуа мемти умерла.

— Да, Майя, я знаю. И мне очень жаль.

Майя пожала плечами.

— Ты же в этом не виноват. Не можешь же ты сразу все на свете исправить.

Это был настолько разумный и реалистичный ответ, что я не выдержал и громко расхохотался. Только смех у меня получился какой-то странный, невеселый. И все-таки это был смех. Во всяком случае, своим смехом я, безусловно, удивил Оми Аль-Джерба; она некоторое время просто смотрела на меня из-за изгороди с выражением какого-то неуверенного одобрения на лице.

— Ну что ж, — объявила она, — выглядите-то вы ужасно.

— С радостью это подтверждаю, — сказал я и поставил на скамью кофейную чашку, которую так и держал в руках.

Она состроила какую-то гримасу, которую, видимо, следовало считать улыбкой. Оми так стара, что морщины создали у нее на лице собственную топографию, и каждая придает ему свое, особое выражение. Но глаза, которые от старости стали голубыми, как у младенца, сияют на удивление молодо. Вианн всегда говорила, что Оми напоминает ей Арманду, и только теперь я наконец понял почему. Она проявляет по отношению к другим ту непочтительность, которую могут себе позволить лишь очень старые или очень юные особы.

— Я слышала, вы уезжаете, — сказала она.

— Это неверные слухи.

И автор их, полагаю, — Каро Клермон. Всегда почти можно проследить истоки подобных слухов, ибо цепочка следов тянется прямиком к ее дверям — особенно если это какие-то дурные слухи. Мой инстинктивный и очень быстрый ответ, правда, несколько удивил меня самого, зато Оми одобрительно закивала.

— Вот и хорошо, — сказала она. — Вы тут очень даже нужны.

— А у меня совсем иные сведения, — возразил я.

Оми насмешливо фыркнула.

— Некоторые люди не понимают, что им действительно нужно, пока это не потеряют. Уж вы-то должны были бы это знать, месье кюре. Хи-и! Мужчины! Все вы считаете себя мудрецами, но только женщина способна указать вам на то, чего вы так и не заметили, хоть оно находится прямо у вас под носом. — Она засмеялась, показывая десны, розовые, как резиновые сапожки Майи, и вытащила из кармана кокосовое печенье. — Хотите? — предложила она. — Съешьте одну штучку, и вам сразу полегчает.

— Спасибо. Но я не ребенок, — сказал я.

Оми снова насмешливо фыркнула:

— Ме! Ты, парень, достаточно молод, чтобы быть моим правнуком. — Она пожала плечами и принялась жевать печенье.

— Разве рамадан уже закончился? — спросил я.

— Слишком я стара для рамадана. А моя Майя слишком мала. — Подмигнув мне, она протянула Майе печенье. — Ох вы, священники! Все вы одинаковые. Вы считаете, что пост заставляет больше думать о Боге, тогда как любой человек, умеющий готовить, сразу вам скажет: любой пост заставляет человека думать только о еде. — Она улыбнулась мне всеми своими морщинками разом и прибавила: — Неужели ты думаешь, что Богу есть какое-то дело до того, что ты кладешь в рот? — Она сунула в рот еще одно печенье и вдруг сказала: — Ага, а вот это, похоже, как раз и есть твой епископ.

Это оказалось звуками приближающегося автомобиля: двойное постукивание колес по горбатому, как спина верблюда, мосту, затем рев мотора на подъеме. Машина прогрохотала по булыжной мостовой прямо к моему дому. Большинство жителей Ланскне, которые водят машину (сам-то я не вожу), знают, как здесь следует обращаться с железным конем; его всячески оберегают от рытвин, замедляют ход перед старым мостом и прибавляют скорость только в дальнем конце бульвара. Епископ особенностей наших улиц не знал, и выхлоп его серебристой «ауди» в результате пережитого напряжения был весьма заметен, когда она наконец остановилась.