Александр Жебанов - Принцип Нильса Б.

Рассказывал про город своего детства: какие там широкие и зеленые улицы, как все облицовано мрамором, какие там фонтаны и парки с аттракционами; про то, что электричество, газ и соль бесплатны, а вот рис — дефицит, а арбузы копейки стоят; про то, что поразили меня здесь пальцы продавцов-мужчин в некоторых магазинах — такие бледные и белые; подарил Ольге витую веревку-оберег на запястье из колючей верблюжьей шерсти, несколько монет с профилем нашего общелюбимого и непревзойденного Мульк-баши (правда, уже не нашего, но все же пусть будут благословенны его дни!), а когда показывали рекламу «Севен-Ап» с группой парней играющих в мячик, то объяснил ей, что по сути дела это и есть игра «лянга», показал Ольге как это дело набивается…

Надо сказать, что эта сторона жизни Ольгу интересовала куда больше, чем спортивная. Я пытался пару раз водить ее на разные турниры, но ей там не понравилось: прыгаете и сталкиваетесь, как бараны, говорила она, все так быстро и непонятно! Я не обижался. А вот с Греем Ольга подружилась и всякий раз угощала его конфеткой — специально приносила.

За пять дней до первого сентября я заметил — что-то мучило Ольгу. Она рассеянно отвечала на вопросы; молчала; внимательно начинала вглядываться в меня или наоборот углублялась в себя; набирала воздух для слов, но, спохватившись, оставляла все как есть. Я не выдержал, и когда остановились около ее подъезда, спросил:

— Оль, в чем дело?

Она испытующе посмотрела и отвела взгляд.

— Я… я не знаю, как сказать…

В ее голосе сквозила боль, и я не на шутку встревожился:

— Говори как есть! В чем дело?!

Она вновь смотрела на меня:

— Знаешь… — закусила губу и твердо, глядя в глаза: — Мы скоро уезжаем… Отца переводят.

Я все еще недопонимал:

— Куда?

— В Пермь.

Что-то тревожное замаячило на горизонте — как облачко перед бурей:

— А когда едете?

— Ночью, — просто ответила Ольга.

— Что? — выдохнул усмешливой улыбкой. — Шутишь?

Ольга вновь закусила губу и покачала головой. Улыбка моя сползла, сердце заколотилось, а солнце померкло — на миг, на единственный миг. Прерывисто… шепотом:

— Как?! Как уезжаете? — мои губы свело в остатках улыбки: недоверчивой и ошеломленной. — А почему не сказала… не говорила?

А в сердце закрадывалось подозрение: все так и есть — уедет, уедет навсегда! И больше не увидимся?! Но почему молчала?

А в душе-то рас-троился: один трепетал от жестокой боли, от несправедливости и унижения; второй все говорил: не может быть, нет, не может быть, и порывался что-то делать; лишь третий безучастно наблюдал: я так и знал, я так и знал, — говорил холодно, спокойно…

А что-то в мире менялось, а что-то в мире рушилось. Плыло, качалось, множилось… Лица, лица… Трещина в асфальте… Глаза прищуренные, глаза раскрытые… Безмолвные фигуры. В мозгу: сожженные мосты! сожженные мосты! Вот и все! Вот и все! И звон… Вплывает в голову — звенит. И тонко-тонко! И никаких связных картин. Так, обрывки… И обрывки эти рвались, дробились… И я понял, и понял я: рушился мир — во мне. Рушился я — новый. Как замок на песке. На песке души. Душа — в песок. Голова моя клонилась:

— Ночью… Совсем… И больше не увидимся?! — чувствовал: алеют уши, щеки… Я не мог смотреть в ее лицо. Весь мир на кончиках ботинок… В мозгу стучало: что же будет? что же будет?

— Давай прощаться, — сказала она, взяв за руку.

Я весь покрылся потом, а во рту была сушь. Судорожно сглотнул и, показалось, заскрипело, стянуло там ремнями. А она подняла мое лицо, и я увидел ее глаза — пронзительней, чем стрелы:

— Я не могла, понимаешь? Не могла сказать! Все! Уходи — не провожай!

Она стремительно обернулась и убежала.

Не помню, как шел домой. Не видел ничего и никого. Неужели все?! — билось в голове, неужели так?

И уже дома мычал от бессилия и кусал кулак. Если человек маленькая вселенная, то во мне произошел коллапс. Все сжалось в одну бесконечно маленькую точку. Ничто не бушевало. Все было глухо. Осталась только оболочка.

Я проснулся будто от толчка. Сел на кровати. Вспомнил все. Повернул голову к окну — там стояли поздние сумерки. Был одиннадцатый час. Мелькнуло молнией решение. Я весь собрался. Без лишних движений вышел из спальни. Отец. Телевизор. Мать — на дежурстве.

— Па, — мимоходом, — я ненадолго!

— Так поздно? На завтра нельзя?

— Мне надо…

Взял с подзеркальника ключи. Сорвал куртку. Кроссовки — раз! два! Лифт свободен.

Бежал в ночи. Под темными деревьями. Пересекал освещенные переходы и дороги. Вот темные коробки гаражей. Что сделает отец? Разговор будет жесткий… Раскрыл ворота. Так: Так: брелок… сигнализация. Теперь блокировку с кардана…