— Практически мы друг друга понимаем только в постели.
— Могу тебе сказать, что не так уж плохо.
— Не смейся.
— А остальное?
— Остальное — белые пятна. Или, вернее, черные. Как будто нам совсем не о чем разговаривать.
— И почему же в те минуты, когда вы друг друга понимаете, вам не поговорить о минутах, когда вы друг друга не понимаете?
Если закинуть удочку, она, понятно, может мне ответить «нет». Но какое это имеет значение в такой день, как сегодня? Вдобавок я ее хочу. И с каждой уходящей минутой хочу все сильней. Если она скажет «да», у меня будет хорошее воспоминание для завтрашнего дня и послезавтрашнего. В эти два дня я, наверно, буду воскрешать приятные воспоминания.
— А это привело бы к обидам, к неловкости.
— Ну, я думаю, дело не в таких отвлеченных понятиях. Есть, видимо, еще и конкретная причина.
— Ее нет, и это хуже всего. Ох, если бы была конкретная причина. Сесар — человек мрачный, упрямый, скрытный.
— А ты — веселая, общительная.
— Чем дальше, тем меньше. Это ужасно. Понемногу озлобляешься. Бывает, за целый день он мне слова не скажет. И даже ночью я чувствую его руки, но голоса не слышу. Самое худшее, что я не знаю, ревность ли это, или злоба, или антипатия, или просто скука. Нет, это невозможно. Невыносимо, чтобы она так на меня смотрела, а я оставался равнодушен. Я должен ей сказать, иначе я лопну.
— Марсела.
— Да?
— Ты помнишь, в «Текиле» ты меня о чем-то спросила?
— Не знаю. Я, наверно, о многом тебя спрашивала.
— Может, и так, но я имею в виду один вопрос. Ты меня спросила, не осуждаю ли я тебя.
— Я у тебя это спросила? Тут, наверно, «кьянти» подействовало.
— Возможно. И я тебе ответил: знаешь, это мне не пришло в голову. Но это прекрасная идея.
— Это тоже, наверное, под действием «кьянти».
— Что до меня — нет.
— Ладно, ладно. Значит, ты меня осуждаешь?
— Знаешь, мне это не пришло в голову. Но это прекрасная идея.
Получилось удачно. Как она смеется. Ей приятно, что ее желают. Прелесть. Она по-настоящему хороша. Ну вот, полпути уже пройдено.
— Видишь этот ключ?
— Да, сеньор.
— Это от квартиры моих друзей.
— Да?
— Их сейчас нет в Монтевидео.
— Тем лучше.
Она сказала «тем лучше». Выходит, она тоже ожидала.
— Моя машина за углом.
— А не взять ли нам такси?
— Конечно, можно.
— Я это знала.
— Что знала?
— Что мы в конце концов будем вместе.
В прежние годы я интуитивно чувствовал, но только теперь ясно понял; когда мужчина желает женщину, он знает свое желание лишь наполовину. Полное желание появляется в тот миг, когда он осознал, что и женщина его желает. Тогда-то напряжение становится невыносимым.
— Поехали?
Здесь я был с Долорес. Зачем я это делаю? Может быть, мне хочется сравнить? Или я пытаюсь заслонить ее образ, покончить с ним? Нет. Все гораздо проще. Это почти национальная черта. Мне хочется лечь в постель с хорошенькой женщиной, у которой красивые глаза, красивые ноги, все красиво. И еще добавим: которая великолепно целуется. Ее тело мне нравится больше, чем пышное тело секретарши, но у Марселы еще то преимущество, что она неглупа. Для меня всегда было пыткой ложиться в постель с одной из тех женщин, которые в предваряющий, а тем паче в решительный миг смотрят на тебя глазами гиппопотама или кормилицы. Когда в этом акте полное единение, как с Долорес, я ничего не требую; хотя бы просто потому, что тут есть все. Но когда влечение прежде всего физическое, как с Марселой, я требую хоть минимального соучастия, а тут между прочим подразумевается, что надо отбросить комедию влюбленности и понимать, что наши отношения дают нам право на чисто товарищеское чувство. Другие, может, сочтут это бессмысленной прихотью, но для меня важно, чтобы у женщины, за три минуты до того, как отдаться, достало мужества не говорить, потупя взор, как признающаяся в своих грехах монашенка Sacre-Coeur [170] «Сердце Иисусово» (франц.) — женский религиозный орден, основанный в 1806 г. во Франции.
: «Что ты обо мне подумаешь?»
— Я тебе нравлюсь?
— Чудачка. Да это было бы преступлением — не взглянуть на тебя в таком виде.
— А для чего воображение?
— Не думай, мое воображение работает неплохо. Главное, работает безотказно. Но в натуре ты потрясающе хороша.
— Хочешь, я скажу тебе одну вещь? Это моя первая измена. Но она же и очень давняя.
— Каким образом?
— А вот так. Она началась на том ужине. Только та катастрофа послужила отсрочкой другой катастрофы.
Читать дальше