Поль Виалар - Жатва дьявола

Адель возвратилась, а мать осталась у пруда. Руки у Мари мерзнут в холодной воде, наклонившись, она бьет вальком по мокрому белью. Дочь возьмется за другое, на ферме у каждого свои обязанности. Адель не отказывается от тяжелой работы, но ее дело — поле и огород. Мари хлопочет по дому, занимается птицей, кроликами, и ей уже помогает Альбер, когда у него есть время, — главным образом, конечно, летом на каникулах; он под вечер ходит за травой: мальчик умеет ее выбрать и не рвет той травы, от которой у кроликов дуется живот. Нынче у Адели хватает работы на весь день: надо вскопать большую грядку, но она успеет справиться, время еще раннее!

У калитки она сталкивается с Гюставом, который шествует с мотыгой на плече, насвистывая сквозь два еще уцелевших во рту передних зуба, а в щель между ними тянется длинная ниточка слюны, желтая от табака, который он жует.

— Ты что, за лопатой идешь? — спрашивает он.

— Да.

— Подождать тебя?

— Не надо, у меня еще дело есть. Я потом к тебе приду.

Она сказала неправду, просто у нее возникла одна мысль, вернее, позыв, и не дает покоя, как это бывает с ней иногда. Она ищет взглядом Фернана. Во дворе его не видно. Где же он? Может, в шорном сарае? Нет, наверно, в хлеву. А нынче утром ей нужен Фернан, не то работа у нее не будет спориться, она это хорошо знает. Долгие, долгие зимние ночи. Разомлеешь, лежа в постели, и потянет к Фернану. Она входит в хлев.

В высоко прорезанные, годами не мытые, загрязнившиеся оконца чуть пробивается тусклый, рассеянный свет. Тут стоят три коровы, они шумно перетирают корм своими желтыми зубами. Адель любит коров и охотно стала бы ходить за ними, не будь на ферме батрака для этого дела. Впрочем, когда коровы телятся, то, хоть Фернану и вполне доверяют (уж сколько лет он служит на «Краю света»), Адель, не забывая, что он все же только батрак, сама наблюдает за их кормлением. Когда телятам исполняется две недели, они поят их не только чистым, снятым молоком, но еще добавляют в него мучнистый прикорм: шестьдесят граммов манки, картофельной муки, рисовых отрубей, если удается их купить, — и ей даже не нужно взвешивать прикорм. Она следит также за тем, чтобы телятам спаивали достаточное количество болтушки, и в два с половиной месяца доводит ее до пятнадцати, а то и до восемнадцати литров. А в четыре месяца, когда их уже кормят реже и постепенно отучают от молока, она сама крошит им морковь, сама приготовляет для них капустные листья, запаривает сено, отруби, жмых. Да, любит Адель коров, узнает по зубам их возраст: раз уже есть два постоянных зуба — скотинке два года, четыре зуба — три года, восемь постоянных зубов — пять лет; она знает также, что, если сосчитать число рубчиков на рогах коровы и прибавить к нему два, наверняка угадаешь, сколько ей лет. Если корова совсем уж мало дает молока и годится только на мясо, ее откармливают на убой; тогда Адель с любовью следит за откормом, словно и не отправят корову на бойню, заботливо ощупывает ее и определяет ее упитанность по более или менее заметным валикам, выступающим под кожей от скопления сала, по складкам жира на шее, на холке, на грудине; ей известно, что «хочешь мяса — корми скотину вдосталь», что при откорме «хозяйский глаз — алмаз, чужой — стеклышко», что «последний фунт самый тяжелый». Право, в пословицах целая наука.

Адель нравилось бывать в хлеву, где царил и жил Фернан, где батрак спал в последнем от двери стойле, в котором устроил себе мягкую постель из сухих листьев; так приятно ее обволакивало тепло этого ложа и, конечно, возбуждало присутствие мужчины, поэтому она и уступила домогательствам Фернана; впрочем, вряд ли здесь подходит слово «уступила» — она и сама так же хотела его, как он, возможно, загорелся желанием в тот, уже далекий день, когда она доила здесь коров, а Фернан подошел к ней. Связь их тянулась уже несколько лет. Мать и отец закрывали на это глаза. Адель была нужна на ферме, а если хочешь, чтобы девки не бежали из дому, пусть их вольничают, пока это не влечет за собой неприятных последствий. Старшая дочь, Фанни, уехала — сначала в Шартр, а потом в Париж, занялась там торговлей, но это не беда, ее даже и не удерживали, — от Фанни в хозяйстве не было проку. Адель — другое дело, вон она какая, крепкая, сильная, выносливая, любит землю, любит нивы, любит скотину, все знает и умеет, — расстаться с нею было невозможно. Вначале, когда Мари и Фирмен поняли, они все-таки тревожились, но очень скоро все стало на свое место, и они перестали и говорить об этом. Впрочем, Мари стирала все белье в доме, в том числе и белье дочери, а следовательно, всегда знала, как у нее обстоят дела, и знала, что беспокоиться нечего.